Поезд на рассвете - [100]

На берегу стоял небольшой рыбацкий шалаш, покрытый ветками и травой. Юрка подошел к нему. Место здесь кто-то облюбовал давно. Берег утоптан и очищен от всякого хлама, у воды из камней сложено удобное сиденье, в двух шагах от него в илистое дно воткнуты рогульки из вербы — подставки для удилищ; а сено в шалаше крепко укатано — не однажды тут ночевали, укрывались от непогоды и зноя. Сегодня шалаш тоже не пустовал. Рыбак только что ушел отсюда: кострище на земле было еще теплым, рядом лежала горка сучьев. Другого места для ночевки и нечего было искать.

Юрка положил вещи около шалаша, осмотрелся. Сразу сообразил: пока не стемнело, надо насобирать побольше сушняка. С костром ночью веселей, и не так будут комары донимать. Он побежал к посадке. И в глубине ее, и по краю довольно быстро набрал беремя валежника, оставленного после прореживания полосы. Принес дровишки на берег. Решил сделать еще одну, а то и две ходки. Опять выскочил на взгорок.

— Юра-а-а! — пронзило его сзади.

Он узнал голос. Обернулся. Но поверить в это не мог… По степи летела белая косынка, — к нему на велосипеде летела Таня. Не доехав немного, она соскочила с педали, бросила велосипед на обочине.

— Юрочка!.. Милый! — И обвила руками его шею.

— Откуда ты, Таня? — улыбался Юрка, растерянный и счастливый. — Так же и перепугать можно.

— Напугала, да?.. А я прямо с фермы — и за тобой.

— Как додумалась?

— Очень просто. Села на велосипед и поехала. Ты рад?

Юрка поцеловал Таню.

— Рад? — засияли ее глаза. — Вот и хорошо… А ты почему без вещей? Где они?

— На берегу. Шалаш видишь? Чем не табор?

— Ты тут ночевать надумал? Вот здорово!

— Только надо хворосту из посадки притащить.

— Так пошли вместе, — потянула Таня его за руку.

— Может, и велосипед возьмем? Еще пригодится. На чем же обратно поедешь?

— Ой, я уже и забыла про него, — засмеялась Таня. — Надо взять. Обещала вернуть в целости.

Они принесли к шалашу две охапки валежника, и Юрка разжег у воды небольшой, спокойный костерок, — чтобы немного поглощал дров, чтобы им надолго хватило огня. Таня села на землю, поджала ноги. Она была в том же ситцевом платье, в котором приходила в обед к тетке Фекле, и в легкой трикотажной кофточке палевого цвета.

— Коров-то хоть успела подоить? — спросил Юрка. — Выговор не схлопочешь от начальства?

— Успела. Девчата пособили.

— Ну так как же ты решилась меня догонять? От ветряка — убежала, а тут…

— Стыдно стало… Последний раз видимся — и даже не вышла тебя проводить. Зачем же так расстраиваться? Ведь не чужие, правда?

— Вроде бы.

Юрка бросил в огонь зеленую ветку да несколько пучков осоки, сорванной на берегу. Костер сразу притух, и густой горьковатый дым потянулся от него, стал низко стелиться над лугом. Темнело. Реже кричал в камышах деркач. Не прилетела больше к ставку цапля.

— Солдатского котелка не хватает к нашему костру, — сказала Таня. — В котелке всегда чего-нибудь сварить можно.

— Даже из топора, — уверил Юрка. — Ты, наверно, проголодалась?

— Ага… Я же убежала из дому без вечери. Своих накормила, а сама не стала. Как-то неохота было.

— Все понято. Сейчас мы тебя подкормим. Как по щучьему велению… У солдата в дороге все должно быть. — Юрка перебросил поближе к огню вещмешок, развязал тесьму. — Тут мне Нюра Супрунюкова чего-то напаковала. Не знаю — чего, но молоко — точно есть.

И он поставил бутылку на землю. Затем принялся потрошить свертки. В них обнаружились полбуханки хлеба, добрый ломоть сала, кусок курятины, вареная картошка, три соленых огурца. От удивления Таня только головой качала:

— Ты и правда — как волшебник. Не успела подумать — готов стол.

— Пробуй молоко. Не прокисло? Не должно бы. Нюра сказала — кипяченое.

Таня открыла бутылку. Попробовала.

— Сладкое, ничего ему не сталось.

— Ну и отлично… Э, чего же ты сидишь на земле? Простудишься. Ну-ка. — Он вытащил из мешка скатку, расстелил шинель. — Вот так. Теперь можно располагаться. Совсем другой табак. Садись, где тебе удобней. Ближе к теплу. — И разложил перед Таней еду. — Не в тереме, но — пировать можно… Давай, принимайся.

— Спасибо тебе, Юра.

Не заметили, как наступила ночь. Она приглушила все голоса и звуки в степи. Только иногда в ставке всплескивала, била поверху хвостом крупная рыба — жируя, вольно гуляли грузные коропа́, да в полях, будто неутомимые кузнецы, постукивали на звонких наковаленках перепела.

— Как же ты обратно поедешь? — обеспокоился Юрка. — Темно еще будет.

— Ничего. В четыре уже светает. К дойке как раз успею. Девчат предупредила… А пока доеду, подою — ты уже будешь далеко отсюда. О-о-ой, как далеко. — Таня запахнула кофточку на груди, поежилась.

— Тебе холодно? Накинь шинель. Она хорошо греет. Всегда выручала меня. Даже зимой. — Юрка укрыл ее плечи.

— И ты тоже рядом садись, — не отпустила она его от себя. — И тебя согрею. Оставь костер. Пускай себе горит.

Она подстелила ему полу шинели, положила его голову к себе на колени, залюбовалась им. И он тоже ничего не видел, кроме ее глаз и губ. Она стала гладить его волосы, лоб, а когда он ответил на ласку и обнял ее, — вся прижалась к нему, зашептала, истово и страстно, как заклинанье: