Поэты все неизлечимо одиноки - [4]

И парк наш снова стал седым.

Прощай, прекрасная пора,

До новой встречи, чудо-осень!

До новой встречи, чудо-осень!

Вновь к нам зима пришла вчера…

Я слуга двух господ

Я слуга двух господ-

Своей Музы и Бога…

Муза мне говорит

Что пишу я убого

И что рифма моя

Нарочито привычна

Что я должен писать

Как не все-

Необычно…

Ну а Бог говорит:

Свою музу не слушай

Не стихи ты пиши —

Выворачивай душу…

В ней найдёшь ты слова

В них получишь ответы…

Муза в том лишь права —

Нелегко быть поэтом!

В тени чужих имён

В тени чужих имён, чужих сонетов

Я как кузнец стихи свои ковал.

Мне было скучно средь иных поэтов

Ну а иных совсем не признавал.

Я не искал признаний у бомонда

Не выставлял всем душу на показ

Я не писал о том, что было модно —

Мои стихи не для смазливых глаз…

Я никогда не ждал аплодисментов

И графоманов пошлой похвалы

И умер, как и жил, интеллигентом,

Стряхнув с себя из строчек кандалы…

Ушёл совсем не так. Совсем негромко

Без полных залов плачущих зевак

И если буду признан у потомков,

То, значит, жил я всё-таки не так,

Как многие из тех давно забытых,

Кричавших что стихи их не умрут!

…Больших поэтов делает их свита

Поэтов настоящих — тяжкий труд.

Хвала всем нам

Хвала всем тем, кто ищет путь во мраке —

Уж лучше, чем не делать ничего.

Хвала тому, кто сам не лезет в драки,

В которых разберутся без него.

Хвала и тем, кто думает в начале,

И лишь потом свой создаёт сюжет.

Хвала и вам, сидящим в этом зале,

Хоть среди вас поэтов даже нет.

Хвала всем вам — массовке с умным видом —

Без вас поэты вымерли б давно!

И мне хвала, за то, что к вам обиду

Я променял на женщин и вино…

Роковые даты

Я миновал все роковые даты

И тридцать семь и даже сорок два.

Мне шестьдесят, но я не виноватый,

Что плоть моя пока ещё жива.

Я жил как все. О завтрашнем не думал,

И о вчерашнем тоже не жалел.

И пил, как все, бывало не разумно

И, как и все, от лишнего болел.

И с совестью своей не пререкался

Не потому, что вовсе без стыда.

Порой бесстыдно кем-то увлекался,

И ошибался, в общем-то, всегда.

Вот так и проскочил, забыв приметы,

И тридцать семь и даже сорок два

И семьдесят уже маячит где-то…

Уже  совсем седая голова…

Я не согласен

На третий день последнего загула,

Когда родник стихов иссяк у нас,

Когда не только с ног, но и со стула

Мы падали уже в который раз

Сказал мне друг: а ты, Серёга, классик…

И слушая его нетрезвый бред

Нетрезво возразил я: не согласен,

Я рифмоплёт скорее, чем поэт…

Поэзия — она идёт от Бога!

А рифма вылезает из меня.

Поэзия не может быть убогой,

А рифмоплётство — только калька дня.

Я как бы — Маяковский. Впрочем, хуже.

Я — только констатация времён.

Хотя, не спорю, с рифмой тоже, дружен…

Поэзия — десятка два имён

От древних — от Эзопа и Эсхила

До Пушкина и тёзки моего…

Но он мне возразил: звучит не хило,

Согласен, но не более того!

С тобою мы скорей признаем Бога

И дьявола, признаем, может быть,

Чем нынешних иных. Писать не плохо —

Ещё не значит Родину любить!

Поэзия — когда есть ностальгия

Когда тебя друзья не признают

Когда тебе печататься в России

За декадентство снова не дают…

У власти есть всегда свои поэты,

Кто Гимн переписать, кто Оду спеть.

А мы с тобой — сказал он — канем в лету.

Не дай в себе поэту умереть!

…Потом была толпа зевак с поминок.

Я к мёртвому к нему придти не смог…

— Мы ходим по стихам своим как минам,

Друзей не выбирая, и дорог,

Когда и где рванёт, мы не узнаем.

Как и сейчас не знаем: что потом?

Ведь и поэты, тоже умирают

Так и не став известными притом —

Сказал он напоследок мне, как будто

Он знал уже — последнее вино

Мы с ним допили тем декабрьским утром

В прошедшем веке. Как уже давно!

…Но если вдруг и после моей смерти

Какой-нибудь найдётся идиот,

Признав меня поэтом, вы не верьте,

Я был и есть российский рифмоплёт…

Брат на брата

Вороньё слетается.

Чёрным небо сделалось.

По степи гуляет

Бабка Смерть с косой.

В той степи сражаются

Красные и белые

И умылась степь донская

Кровью как росой.

Там три дня, три ночи

На смерть бились братья

Силушкой померявшись

В землю полегли…

Чтоб в степи донской той

Навсегда остаться.

Только помириться

Братья не смогли.

А в станицах дальних

Все их ждут с победою

За победу ставят

Свечи к Образам

Только вот не знают

Только вот не ведают

Да и Бог про это

Им не рассказал

Про войну гражданскую

Как шли брат на брата

Как за дело правое

Каждый воевал

Как прибрал на небо

Он их безвозвратно

На последний в той войне

Вечный их привал…

А над степью кружится

Вороньё проклятое

Разлились над степью

Чёрные дымы

Всё вернулось снова

Снова брат на брата

И в бою смертельном

Снова.

Только теперь мы…

Глаза детей

Я поставлю богу свечку

И у бога попрошу

Жизни радостной и вечной

Не себе, а малышу,

Малышу, что был в Славянске

Пулей взрослого убит.

И другому, что в Луганске,

От войны уставший спит

В своей маленькой могилке

С милым фото на кресте…

Выпей, бог, со мной горилки

Помянём и их и тех,

Сорок чистых душ невинных,

Так же забранных войной.

Путь их в вечность будет длинный…

Только станет ли виной

Для кого-то Вечность эта

Или спишет вдруг в расход

Всех погибших этим летом

Вроде б верущий народ?

Будет ли твой суд, о, Боже,

Там, где правит Сатана?

Или надо уничтожить

Всех, чтоб кончилась война?

Видно, даже ты ответа

Мне не дашь. Тогда прости…

Об одном прошу при этом

Не меня, а их впусти

В край, где детство будет вечным