Поэты пражского «Скита» - [28]

И консул ждал с револьвером у лба…

О, Англия! И твой удел изменчив!..

И ты под властью Правящей Руки.

А не твои ль завшивевшие френчи

Еще таскают в селах мужики?..

Еще, быть может, мельницы Йоркшира

Кружат новороссийское зерно;

А нефть и кровь стекают заодно

С страниц тобой диктованного мира.

И не твои ли ящики патрон,

Оставленные белыми в Ростове,

Не для тебя ли держит наготове

Москва, переправляя на Кантон!?..

И краснорожая, перемотав портянки,

Опять ползет по выбитым полям.

И вот под гром внезапных телеграмм

Снижают фунт внимательные банки…

Потом, когда опять через Суэц

Пройдут назад разбитые десанты, —

История запишет в фолианты

Еще одной Империи конец.

ОГНЕННЫЕ ГОРОДА

1

Из дансингов усталые мужчины.

Прижав, вели изнемогавших дам

Сквозь мглу ночей, где пел в огне реклам

Призыв любви, и вечной, и единой…

Взлетали на мосты автомобили,

С картавым криком падая в туман.

Хрипело радио над входом в ресторан

И задыхалось от вина и пыли.

По набережным черных, жирных рек

Бродили исступленные поэты

И бормотали мирные сонеты,

И слушали, как дышит новый век

Тяжелым и прерывистым дыханьем.

И видели: над жертвенником крыш

Клубится дым и всходит в ночь и тишь

Над той же древней жертвою — Страданьем…

2

В тумане вечера шпили далеких готик

Сквозь сеть антенн прозрачны и легки.

А люди умирают от тоски

За окнами холодных библиотек.

О, этих задыхающихся уст

Не осчастливить огненным глаголом.

Чтоб скучный мир был снова дик и пуст

Перед тобою, радостным и голым…

Как занести в распухший каталог

И поместить на полках библиотек,

Что вновь и вновь, сквозь темноту дорог,

Несут сердца тяжелый пламень плоти.

А над тоской, над пышной пылью книг

И гипсовым бессмертием Шекспира,

Средь льдов пространств трубит Архистратиг

О новом хаосе и сотвореньи Мира…

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЧАЙ

Контроль небрежно рвет билеты.

Вхожу.

             И вот до самых глаз

Над желтым озером паркета

Веселым ветром плещет джаз.

Льют электрические выси

Молочный душ и дымный пар

На шаг извилистый и лисий

Легко касающихся пар.

И воздух, ломкий и неверный,

Закруживает не спеша

Средь скользких столиков таверны

Тебя, бессмертная душа!

И этот зал, и люстры эти,

И скрипок яростный прилив

Несут, жужжа, в мое столетье

Туманный, блоковский мотив.

И вот над жаркой чашкой чая,

В пару качаясь, как змея,

Мне темным взглядом отвечает

Возникнувшая тень твоя…

Розовощекие спортсмены

Гремели кружками о стол

И клочья ноздреватой пены

Сбивали пальцами на пол.

И хохотали. И шумели.

И шли за женщинами в круг,

Ища в таком же ловком теле

Веселых, временных подруг…

…А тень качалась и грустнела,

У самых губ, у самых глаз…

Тогда, пронизывая тело,

Пропел смычок в последний раз…

И разорвав оцепененье,

В такой прекраснейшей тоске,

Я это медленное пенье

Занес на мраморной доске.

И стулья завернувши боком,

Я поклонился и ушел.

Оставив объявленье:

                                  «Стол

Занят Александром Блоком».

1929. «Скит». Прага

ВЫХОД ИЗ КРУГА 3

Тридцатилетняя

Жизнь стала медленней и проще

И в очертаниях скупей.

Прощайте, голубые рощи

Наивной юности моей.

И оставляя птичью сеть

Для тяжкой рукоятки плуга.

Проходит снова жизнь по кругу,

Чтобы сгорать — и не сгореть.

И на пустынную дорогу,

Огнем полуденным паля.

Сквозь молчаливые поля

Выводит вещую тревогу.

             Моя душа — остановись!

             Брось посох и сними котомку.

             И вот с травы сухой и ломкой

             Взгляни в сияющую высь.

             Там неизменно и высоко

             Путями призрачных орбит

             Плывут миры через зенит

             И возвращаются к истоку.

Не падай в страхе на пески,

Где тень полдневная длиннеет,

Когда увидишь, как виски

От легкой пыли побелеют.

             Не бойся и не трепещи

             В земном, слепом и темном теле

             С тобой любовь и радость пели.

             Как пели отроки в пещи…

Благослови ж за эту треть

Земную, верную подругу

И жизнь, идущую по кругу,

Чтобы сгорать — и не сгореть.

ПОЭМА ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

Глава 1-я

Еще был четок шаг времен

В те дни под барабан столетий,

Еще прозрачный, легкий сон

Был тих и кроток на рассвете.

Еще играли по утрам

Горнисты медленные зори,

А ветер у оконных рам

Дышал прохладою со взморья.

И жизни краткая стезя

Вела такою кроткой далью,

Что и теперь забыть нельзя,

И освященную печалью,

И вознесенную мечтой.

Ничто не сравниваю с той

Прекрасной легкостью житейской.

Где было б счастием — дышать…

Ах, что теперь могу искать.

Здесь, в этой жизни европейской!..

И помню — столько долгих лет

Сияли в небе крылья птицы,

Еще хранившие от бед

Тебя, гвардейская столица!..

…В двенадцать — пушка. И развод

У Александровской колонны.

И Медный Всадник, опаленный

Морозным ветром невских вод.

А над торцами площадей

На шумных крыльях древней славы

Сквозь синь и звон горячих дней

Летел, летел орел двуглавый…

…Не Петербург, а — Петроград.

Так тверже, холодней и строже.

Простой Москвы надменный брат,

Такой иной и непохожий.

На гнили северных болот

Дворцов тяжелые громады,

На поле Марсовом парады,

И синий, зимний, звонкий лед.

Сады, гранит и кивера.

И дым ночей над дальней Стрелкой,

Пока в налете серебра

Октябрь не дрогнул перестрелкой.

Пока невероятный год

Не перервал тот век орленый,

В огне костров испепеленный.

Такой неповторимый взлет

Надменной византийской птицы.