Поэты и убийцы - [18]

Судья Ди невольно поежился. Он хотел заговорить, но Могильщик продолжил свою речь все тем же сварливым, грубым голосом:

— Не ждите от меня помощи, судья. Я считаю человеческое правосудие абсурдным и потому даже пальцем не шевельну, чтобы схватить убийцу. Убийцы сами себя ловят. Они бегают кругами, которые сужаются еще быстрее, чем у всех остальных. Им некуда деться. Увидимся вечером, Ди!

Он зашагал прочь, и его соломенные сандалии зашлепали по мощеному двору.

Судья посмотрел ему вслед, а потом пошел к себе в покои, раздраженный собственным замешательством.

Слуги задернули занавески балдахина над кроватью, стоящей в глубине комнаты. Судья с удовлетворением отметил, что в центре стола рядом с высоким оловянным подсвечником появилась корзинка с чайными принадлежностями. Стоя у туалетного столика, он протер лицо и шею горячим влажным полотенцем, которое слуги приготовили для него в бронзовой чаше, и сразу почувствовал себя лучше. Могильщик Лу — просто оригинал, такие люди, как он, любят делать сумасбродные заявления. Судья пододвинул столик поближе к раскрытым раздвижным дверям и уселся лицом к каменной горке у себя во дворике. А затем открыл папку.

Сверху Ло положил свои заметки о биографии поэтессы. Этот грамотно написанный отчет занимал приблизительно листов двадцать. Он был так хорошо составлен, что судья подумал, не намерен ли Ло включить его в сборник стихов Юлани. Там излагались все существенные факты прошлого поэтессы, обрисовывая его в завуалированных выражениях, не дающих повода для обиды, но не оставляющих ни малейшего сомнения по поводу того, что под ними подразумевается. Внимательно прочитав биографию, судья откинулся на спинку кресла. Скрестив руки на груди, он стал прокручивать в голове полную взлетов и падений жизненную стезю Юлань.

Она была единственной дочерью конторщика, служившего в маленькой столичной аптеке.

Ее отец обожал литературу и выучил дочку чтению и письму, когда той было всего пять лет. Но вот счетоводом он был плохим и, когда Юлань исполнилось пятнадцать, так погряз в долгах, что вынужден был продать ее в знаменитый дом свиданий. Она провела там четыре года и все это время усердно обихаживала старых и молодых литераторов, заводя связи, благодаря которым хорошо преуспела в изящных искусствах, особенно в поэзии, обнаружив к ней особенный талант.

В девятнадцать лет, будучи на пути к тому, чтобы стать вполне оперившейся известной куртизанкой, она вдруг исчезла. Гильдия владельцев публичных домов отправила на поиски беглянки лучших сыщиков, потому что средств в нее было вложено немало, но найти ее так и не удалось.

Два года спустя ее, больную и обнищавшую, случайно обнаружили в захудалой гостинице на севере страны. Нашел ее молодой поэт по имени Вэнь Туньян, известный своим остроумием, приятной внешностью и унаследованным богатством. Когда-то познакомившись с Юлань в столице, он по-прежнему был в нее влюблен. Вэнь оплатил все ее долги, и она стала его постоянной спутницей. Ни одно столичное светское мероприятие не признавалось по-настоящему изысканным, если на нем не присутствовала эта пара. Вэнь опубликовал сборник стихов, который они с Юлань посвящали друг другу, и литературные круги по всей стране растащили его на цитаты. Эти двое часто путешествовали, посещая славящиеся живописностью уголки империи. Везде и всюду они были желанными гостями литераторов и месяцами жили в тех местах, которые пришлись им особенно по вкусу. Их связь длилась четыре года, а потом Вэнь неожиданно оставил подругу, влюбившись в странствующую акробатку.

Юлань перебралась из столицы в Сычуань, где, воспользовавшись щедрым прощальным подарком Вэня, приобрела прекрасный загородный дом, и поселилась там, окружив себя служанками и певичками. Ее жилище вскоре стало главным очагом интеллектуальной жизни и искусства этой далекой провинции. Она удостаивала своим вниманием лишь избранных поклонников, это были или выдающиеся писатели, или высокопоставленные чиновники, осыпавшие ее дорогими подарками.

Добравшись до этого места, судья Ло не устоял перед искушением процитировать избитый штамп: «Каждое ее стихотворение оценивалось в тысячу унций золота». Ло упомянул также, что у Юлани было несколько близких подруг и ряд лучших ее стихотворений посвящены именно им. Учитывая этот факт и то, что через года два ей пришлось срочно покинуть Сычуань из-за осложнений, возникших из-за одной из ее учениц, дочери тамошнего наместника, можно было сделать определенные умозаключения.

Уехав из Сычуани, поэтесса круто изменила образ жизни. Она приобрела в собственность монастырь Белой Цапли, маленький даосский храм в прекрасном Озерном уезде, и объявила себя даосской монахиней. Юлань оставила при себе лишь одну служанку, мужчины к ней не допускались, и стихи она теперь писала исключительно благочестивые.

Прежде у нее всегда легко появлялись деньги, и так же легко она с ними расставалась, а потому, покидая Сычуань, выплатила всем своим многочисленным слугам богатое вознаграждение. То, что у нее осталось, Юлань вложила в покупку монастыря Белой Цапли, однако по-прежнему считалась зажиточной, потому что многие знатные жители уезда платили ей за уроки поэзии, которые она давала их дочерям. На этом составленная До биография закончилась. «Пожалуйста, обратись к прилагаемым судебным документам», — приписал он внизу страницы.