Поэты эпохи Возрождения - [49]

К устам недвижным льнут его лобзанья –

О, век бы ей не приходить в сознанье!

Но вот, как день идет на смену мгле,

Ее очей лазурные оконца

Раскрылись; как на сумрачной земле

Жизнь воскресает с появленьем солнца,

Так осветился лик ее тотчас

Живительным сияньем этих глаз.

Обласкан их рассветными лучами,

Он мог удвоить сей чудесный свет,

Но злая хмурь над юными очами

Нависла, как предвестник новых бед.

Ее же взор, слезами преломленный,

Блестел, как пруд, луною озаренный.

Она вздохнула: «Где я? Что со мной?

Тону ли в бездне иль в огне сгораю?

Что ныне – полдень или мрак ночной?

Живу ли я еще иль умираю?

Коль это жизнь – за что такая боль?

Коль смерть – зачем она отрадна столь?

О, воскресив, меня ты губишь снова!

Твой взгляд надменный в грудь мою проник

По наущенью сердца ледяного –

И насмерть поразил в тот самый миг,

Как взор мой, поводырь души незрячей,

К твоим устам припал с мольбой горячей.

О дивные, целебные уста,

Вы милосердней глаз! Да не увянет

Сей дружной пары пыл и красота

В сближеньях сладостных! Когда ж нагрянет

Чума, что звездочеты нам сулят, –

Ваш аромат развеет смертный яд.

Чистейшие уста! Свой оттиск милый

Оставьте на устах моих опять.

О, я любую сделку бы скрепила

Такой печатью! Всю себя продать

Тебе готова; дело лишь за малым:

Поставь клеймо на этом воске алом!

За тысячу лобзаний хоть сейчас

Отдам я душу – что мне дорожиться?

Скупец! Каких-то десять сотен раз

К моим устам всего и приложиться!

И двадцать сотен – невеликий труд!

Плати, пока недорого берут!»

«Царица! Коль тебе считать охота,

Мои лета незрелые сочти.

Детеныша, попавшего в тенета,

Пускают прочь: ступай, мол, подрасти!

Коль вправду любишь, будь же терпелива:

Поспев, сама спадает с ветки слива.

Взгляни: светильник мира скрылся прочь,

Покоем и прохладой веет воздух,

Сова из чащи возвещает ночь,

Стада уже в загонах, птицы в гнездах.

Густые тени тянутся к теням…

Пора проститься и расстаться нам.

Скажи: спокойной ночи! – и за это

Я поцелуй тебе прощальный дам».

«Спокойной ночи, милый!» – и, ответа

Не дожидаясь, к сладостным устам

Она, как бешеная, приникает

И юношу в объятья замыкает!

Он – словно пташка у ловца в горсти;

Насилу, оторвавшись, удается

Ему дыхание перевести;

Она как будто пьет и не напьется…

И оба валятся, не устояв,

На ложе из цветов и пышных трав.

Тут жертва покоряется напору,

Тут губы алчные творят разбой,

А губы-пленники без уговору

Уже готовы выкуп дать любой –

Единственно в надежде на пощаду;

Но нет с воительницей страстной сладу!

Войдя во вкус лихого грабежа,

Она добычи требует свирепо –

И льнет к нему, пылая и дрожа,

Желанью сердце предавая слепо.

Вся кровь ее бунтует и кипит:

Рассудок оттеснен и стыд забыт.

Разгоряченный от ее усилий,

Вконец измаянный упорством их,

Как загнанная лань в чащобе – или

Малец, что накричался и утих,

Смирясь, он покорился ей устало.

Но ах! Ей этого покорства мало.

Как воску не растаять над огнем,

Будь поначалу он упорней стали?

Любовь и предприимчивость вдвоем

Каких препятствий не превозмогали?

И неудача страсти не страшна:

Чем ей трудней, тем горячей она.

Любовь не испугать суровым взором;

Кто отступает слишком рано – глуп.

Смирись она тогда с его отпором,

Не пить бы ей нектара с этих губ.

Но кто дерзает, тот срывает розы

И не боится получить занозы.

И в сотый раз взмолился дурачок

И просит позволенья удалиться;

Удерживать насильно – что за прок?

Она принуждена с ним согласиться:

«Прощай! прощай! и помни, милый мой,

Что жизнь мою уносишь ты с собой!

Прекрасный мальчик! Ты в своей гордыне

Ужель совсем бесчувствен и незряч?

О, кинь соломинку моей кручине

Назавтра мне свидание назначь!» –

Нет, завтра он не может дать свиданья:

Охота предстоит ему кабанья.

Две песенки шута (из «Двенадцатой ночи»)

I

Друг мой милый, где ты бродишь,

Отчего к нам не заходишь?

Без тебя – тоска и мрак.

Прекрати свои блужданья,

Все пути ведут к свиданью,

Это знает и дурак.

Ты прекрасна и желанна,

Но судьба непостоянна,

Остывает сердца жар.

Нет резона в проволочке:

Коротки в июне ночки,

юность – ветреный товар.

II

Когда я был совсем еще мал,

Дуй, ветер, дождь, поливай! –

Я много дров уже наломал,

И где уж грешному в рай!

Когда я взрослых годов достиг,

Дуй, ветер, дождь, поливай! –

Я другом стал воров и плутыг,

И где уж грешному в рай!

Когда жениться я пожелал,

Дуй, ветер, дождь, поливай! –

Сказали мне: убирайся, нахал,

И где уж грешному в рай!

Когда я вновь завалился спать,

Дуй, ветер, дождь, поливай! –

Башкою спьяну сломал я кровать,

И где уж грешному в рай!

Актеры устали, кончать пора,

Дуй, ветер, дождь, поливай! –

А завтра будет другая игра,

И где уж грешному в рай!

Кристофер Марло (1564–1593)

Родился в Кантенбери в семье башмачника. Благодаря стипендии, учрежденной архиепископом Паркером, сумел закончить Кембриджский университет. По-видимому, уже в студенческие годы исполнял какие-то поручения секретной службы королевы. В дальнейшем переехал в Лондон, сочинял пьесы для театров, перевел «Любовные элегии» Овидия, написал незаконченную поэту «Геро и Леандр». В 1593 году был вызван в Звездную палату по обвинению в дерзком и кощунственном атеизме. Убит при загадочных обстоятельствах в лондонской таверне. Марло считают безвременно погибшим гением, предтечей Шекспира, его лучшая трагедия «Доктор Фаустус» (1592) ставится и в наше время.