Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 - [26]

В 1817 году Дашков, обративший на себя внимание графа Каподистрия, назначается вторым советником при русском посольстве в Константинополе, уезжает из России и живет в Константинополе и Буюкдере. Он становится очевидцем кровавых греко-турецких столкновений, во время одного из которых был казнен патриарх Григорий. Благодаря вмешательству Дашкова были спасены от гибели десятки греческих семейств. В 1818 году он усиленно занимается греческим языком и читает Гомера и Платона. В письме И. И. Дмитриеву от 1 (13) ноября 1818 года он впервые приводит текст греческой эпиграммы в своем переводе; в дальнейшем цитация эпиграмм в его письмах становится обычным явлением. В 1820 году Дашков совершает путешествие по Греции, пытаясь отыскать в монастырях греческие и латинские манускрипты, грузинскую библию и утраченные антологии Агафия, Филиппа Фессалоникского и Мелеагра. В его путевых записках (в «Северных цветах» 1825 и 1826 годов) сказывается незаурядный прозаик, развивавший лучшие черты карамзинской прозы — ясность, сдержанность и изящество. Вернувшись в Россию в 1820 году, Дашков помогает Батюшкову и С. С. Уварову в издании брошюры «О греческой антологии» (1820). Его собственные переводы, однако, оказываются первой попыткой переводить эпиграмму «размером подлинника» — элегическим дистихом и воспроизвести как поэтические особенности, так и дух греческого оригинала. Это была принципиальная литературная позиция, сближавшаяся с «неоклассической» позицией Гнедича, которому Дашков писал в 1825 году: «Без вас древняя мера стихов, столь свойственная русскому языку, еще долго осталась бы у нас в одной „Тилемахиде“ или в давно забытом стихотворении А. Радищева: к XVIII веку (т. е. „Осьмнадцатое столетие“)»[50]. К Гнедичу Дашков нередко обращался за консультацией, в частности в вопросах греческой просодии, которую он стремился изучить в историческом движении и передать при помощи русских гекзаметров и пентаметров. Сделанные им переводы, помимо художественных достоинств, обладают также и филологической ценностью. В самом выборе материала Дашков не был чужд и общественной тенденции; среди его переводов значительное место занимают эпиграммы, воскрешающие дух античного патриотизма, героизма и презрения к смерти. В 1825–1828 годах он печатает их в «Северных цветах», «Полярной звезде» и «Московском телеграфе». Есть основания думать, что Дашков пытался создать образцы оригинальных стихотворений по типу античной эпиграммы (см. примеч., с. 699). Со второй половины 1820-х годов Дашков почти совсем отходит от литературы, занимая ряд государственных постов (товарищ министра внутренних дел, с 1832 года министр юстиции). Он намеревается осуществить введение ряда серьезных улучшений в законодательство (гласного судопроизводства, адвокатуры), он принимает ближайшее участие в подготовке цензурного устава 1828 года — одного из наиболее прогрессивных актов в русском литературном законодательстве XIX века, — однако в условиях консервативной феодально-бюрократической системы усилия его были сведены до минимума. Человек непоколебимой стойкости характера (Пушкин называл его «бронзой») и выдающихся, но не развернувшихся до конца способностей, Дашков поражал современников и своей крайней замкнутостью, холодностью и наклонностью к ипохондрии, вполне раскрываясь лишь нескольким ближайшим друзьям, — более всего Жуковскому[51].

1. ПРИНОШЕНИЕ ДРУЗЬЯМ

Злата в пути не стяжав, единую горсть фимиама

Странник в отчизну несет лику домашних богов.

Ныне в отчизне и я! С полей благовонных Еллады

Просто сплетенный венок Дружбы кладу на олтарь.

Труд сей был мне утешеньем средь бурь, в болезнях и скорби,

Вам он готовлен, друзья: с лаской примите его!

<1820?>

2–45. ЦВЕТЫ, ВЫБРАННЫЕ ИЗ ГРЕЧЕСКОЙ АНФОЛОГИИ

1. ЖЕРТВА ОТЧИЗНЕ (Диоскорид)

Восемь цветущих сынов послала на брань Дименета;

     Юноши бились — и всех камень единый покрыл.

Слез не лила огорченная мать, но вещала над гробом:

     «Спарта, я в жертву тебе оных родила сынов!»

2. ЛЮБОВЬ СЫНОВНЯЯ (Неизвестный)

Бремя священное сыну, отца, из пылающей Трои

     Вынес Эней, от него копья врагов отводя.

К сонмам ахейским взывал: «Не разите! жизнь старца Арею

     Малая жертва; но мне дар многоценный она!»

3. ОРЕЛ НА ГРОБЕ АРИСТОМЕНА (Антипатр Сидонский)

Прохожий

Вестник Кронида, почто ты, мощные крылья простерши,

     Здесь на гробе вождя Аристомена стоишь?

Орел

Смертным вещаю: как я из целого сонма пернатых

     Силою первый, так он первым из юношей был.

Робкие робкого праху пускай приседят голубицы;

     Мы же бесстрашных мужей любим могилу хранить.

4. АЯКС ВО ГРОБЕ (Неизвестный)

Лишь на могилу Аякса фригиец стал дерзновенно,

     Праху ругаясь, ирой в гробе обиды не снес.

Страшно воззвал из обители мертвых — и гласом смятенный,

     Падшего гласом живый, с трепетом вспять убежал.

5. УТОПШИЙ К ПЛОВЦУ (Феодоринд)

В бурных волнах я погиб; но ты плыви без боязни!

     Море, меня поглотив, в пристань других принесло.

6. ГРОБ ИСИОДА (Алкей Мессенский)

Тело певца Исиода, сраженного в рощах Локридских,

     Предали нимфы земле, в чистых омывши струях;

Сами воздвигнули гроб. И пастыри коз, ему в жертву,