Поэтическое искусство Мандельштама - [2]
В 1962 г. были опубликованы пять стихотворений 1935–1937 гг.[10] В 1963 г. стихотворение «Квартира тиха как бумага…» с комментарием Георгия Стукова.[11] Его же комментарием снабжены шесть стихотворений 1932–1937 гг., появившихся в том же году.[12] Из них стихотворение «Ариост» было почти одновременно напечатано в Советском Союзе.[13]
Наконец, в третьей книге альманаха «Воздушные пути» появились пять стихотворений 1934–1935 гг. Три из них сонеты «Петрарка» («Как соловей сиротствующий славит…»), «Река разбухшая от слез соленых …» и «Когда уснет земля и жар отпышет…»,[14] опубликованное почти одновременно в Вестнике русского студенческого христианского движения под названием «Петрарка».
Кроме перечисленных в Собрании сочинений изданий Мандельштама на итальянском, французском и английском языках, за последние годы в различных странах вышли в свет новые переводы его произведений. Во Франции новые переводы стихов и прозы Мандельштама дал известный поэт Paul Celan. Он же перевел и на немецкий язык 44 стихотворения Мандельштама, вошедшие в сборник «Drei russische Dichter» в издательстве Fischer во Франкфурте-на-Майне в 1963 г. К сожалению, переводчик часто «растолковывает» читателю смысл стихотворения, несколько упрощая его, а иногда и отклоняясь от оригинала. Селан, очевидно, не придает стихотворному размеру такого значения, какое придает ему Мандельштам, и часто произвольно меняет ритмы, заботливо выбранные русским поэтом, на другие, не соответствующие содержанию.
Иным путем пошли Юдифь Андреева, Глория Лумке и Роза Стайроп в упомянутой книге Ольги Андреевой-Карлайль. Переводчицы поняли огромное значение ритмов в поэзии Мандельштама и заботливо сохраняют в переводах размер оригинала, несмотря на все трудности, возникающие из-за огромной разницы между русским и английским языками. Они предпочитают в крайнем случае пожертвовать рифмой, менее важной для Мандельштама, чтобы сохранить смысл. Перевод стихотворения «На страшной высоте блуждающий огонь» с сохранением ритма и рифмы можно назвать одним из лучших опытов передачи произведений Мандельштама на иностранных языках. По последним сведениям, в немецком издательстве Suhrkampf готовится к печати перевод «Египетской марки». Но, что особенно важно, в США скоро увидит свет расширенное и дополненное издание сочинений Мандельштама на русском языке.
Жизнь Мандельштама известна недостаточно. Неофициальные сведения, доходящие из СССР на Запад, отрывочны, а порой и противоречивы. Тем большую ценность приобретают для биографов Мандельштама воспоминания о поэте, не ограниченные какими-либо цензурными рамками, т. е. опубликованные за рубежом. В «Портретах современников» Сергея Маковского Мандельштаму посвящена глава, содержащая между прочим и рассказ о первом появлении семнадцатилетнего юноши в редакции журнала «Аполлон».[15] Также целая глава отведена Мандельштаму в «Петербургских зимах» Георгия Иванова.[16] В последнем случае о Мандельштаме повествует не только современник или даже старый знакомый, а один из лучших его друзей, к тому же и сам поэт, достойный близкого Мандельштаму места в рядах русских лириков XX века. Возможно, что в этих воспоминаниях поэтов о поэте, в которых образ Мандельштама дается словно «сквозь дымку петербургских туманов» и преломляется через призму субъективного лирического восприятия, встречаются отступления от «скучных истин» в пользу «художественной правды». Но они прекрасно передают атмосферу литературной богемы предреволюционных и революционных лет, которая была родной средой нашего поэта.
В предисловии к собранию сочинений Мандельштама проф. Г. П. Струве объединил те факты из жизни поэта, которые к 1955 г. были известны на Западе. Это первая последовательно изложенная биография Мандельштама, которую ее автор, зная, насколько неполны доступные западным исследователям источники, назвал «опытом биографии». Вместе с дошедшими до нас в начале 60-х годов поздними стихотворениями Мандельштама проникли на Запад и новые сведения о судьбе поэта. Они изложены и подвергнуты анализу Георгием Стуковым.[17] Артур Лурье в статье «Детский рай» сравнивает мироощущение Жерара Нерваля, Велемира Хлебникова и Осипа Мандельштама и приводит интересные биографические факты.[18] Настоящим кладом для будущего биографа являются посвященные Мандельштаму главы из лирико-мемуарных очерков Ирины Одоевцевой «На берегах Невы».[19] Они охватывают всего несколько месяцев из начала 20-х годов, но за этот короткий срок Одоевцева, уже ранее оценившая по достоинству Мандельштама-поэта, сумела понять и оценить Мандельштама-человека. С поразительной точностью сберегла поэтесса в своей памяти мельчайшие подробности каждой встречи с Мандельштамом, в кругу друзей, на лекциях в Доме Искусств, на мокрой от дождя и занесенной снегом улице Петрограда, не отбрасывая ни высоко-поэтических тонкостей, ни будничных мелочей — это не «печальная память рассудка», а глубокая и светлая память сердца. Почти все воспоминания о Мандельштаме его друзей относятся только к 10-м — 20-м годам. По имеющимся в настоящее время в нашем распоряжении источникам можно составить лишь краткую биографическую канву.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».