Поэтический форум. Том 1 - [7]

Ладно, больше не хнычу, не плачу

Ладно, больше не хнычу, не плачу —

Грусти нет на лице моём.

Но скажи, мы поедем на дачу?

Мы поедем туда вдвоём?

Вечерком у реки погуляем,

Лес во мгле, словно старый монах.

Тишина там повсюду святая,

Не бывает такой в городах.

Жемчугами наземными – росы,

Непривычно нам падать в росу,

И, подув в расплетённые косы,

Я к восходу тебя унесу…

А проснувшись и холод почуяв,

Мы растопим в доме камин.

А потом тебе расскажу я…

Ты не едешь?! Ну что ж… Я – один.

Весточка

В воздержанье постном и разночтенье

Я все лето нынче живу на даче.

Много сплю, ленюсь, занимаюсь пеньем,

По лесам хожу, иногда рыбачу…

В жизни сельской, милой – своя услада,

Ни экзаменов, ни метро, ни спешки,

Да и что еще человеку надо,

Если в дождь в камине трещат полешки…

Повезло с погодой нам, впрочем, летом:

Знаешь, очень сильно пекло в июле.

Вот и все, дружок, закруглюсь на этом.

А еще меня навещает Юля…

Алексей БРИЛЛИАНТОВ

Родина

Кто не плакал в кайму её шали?

Не искал её глаз оберёг?

Если слёзы молитвой упали,

Тут же к ней прикасается Бог…

Ворожа временами и далью,

В чём-то пёстром с подбоем ветров,

Сном чудная, булатная сталью,

Русь моя на развилке веков.

За тропою ловцов синекуры,

Незабудкой в обрывном песке,

Набухающей жилкой Амура

На открытом восточном виске…

А цвет значенья не имеет

А цвет значенья не имеет:

Не верю в заданность кровей.

И чья душа порок лелеет —

То по делам оно видней.

Что мне до расы, рода, веры

Того, кто спину мне прикрыл,

Кто отдаёт последней мерой

И кровь, и пот, и хлеб, и пыл.

И прилагательное «русский» —

Не орден Родины моей,

Не буковки на бланке хрустком:

Скорее – это род людей.

Кто в ссадинах её запёкся

И вмёрз душой в её снега;

Своих истоков не отрёкся,

Но в ней – увидел берега.

В ней, что огромными крылами

Закат цепляя и восход,

За перелётными клинами

Не может двинуться в исход:

Где Азия с Европой сшиты

Уральским складчатым рубцом —

Растят её детей и жито,

И сто наречий под венцом.

Пусть падать камнем на Тунгуске,

Но в длань её. И «даждь нам днесь».

Я не широкий и не узкий.

Я русский. Я проросший здесь.

Сюита портового утра

Если чёрная ночь на пороге

Или камнем на душу рассвет, —

Выхожу по разбитой дороге

На причалы усталых побед.

Там, за пирсом, где бранью чугунной

Прогремит быстротечная цепь,

Где швартовы капеллою струнной,

Ксилофоном – древесная крепь,

Где танцуют отважные крачки,

Тенорок проверяет буксир,

И тромбонами трубы, а мачты

В пальцах бриза – подобием лир,

Где русалочьим всхлипом у донца

Шлюпки с волнами вторят куплет —

Там оранжевым парусом солнце

В этот час завершит кругосвет.

Питеру. Признание

В городе из «Линий» и каналов,

Из надгробий, арок, тополей

И закрытых каменных пеналов,

И открытых водяных полей…

Где мосты парят чугунной стаей,

Крылья разминая по ночам;

Где рассвет, в закате прорастая,

Не оставит времени свечам…

Очертанья римских геометрий

В русский возведённые предел,

В островах, не знающих безветрий, —

Вечности назначенный удел…[2]

Бились «белые» и «красные»

Бились «белые» и «красные»,

Словно кровью были разные;

За серёдку, за околицу,

И за веру, и за вольницу,

Кто за долю, кто за вотчину…

Кто: «Да будет!»; кто: «Всё кончено…»

И землице, чёрной вдовушке,

Подменили росы кровушкой…

А теперь – ищите правого,

Да без пятнышка кровавого.

Пустой кувшин с дыханьем ветра

В хоромах грома

На краю краёв,

Где шорох громок

Снеговых роёв

И ветер тесен

От напрасных слов,

Никчёмных песен

И бездарных снов,

Презрев вершины

Утончённых строф,

Поют кувшины

На губах ветров.

И мантрой чистой

Там дундук времён,

А в травах истин —

Шелуха имён…

Семя

Снова скрипки в душе. Снова холод.

Я – игла под копной тишины

У дороги, которою Воланд

Мчал избранников в вечные сны.

Я – жемчужина в смеженных створках

Во глубинах морского царя,

Под трухой удалённых задворков,

Где померкшая тонет заря.

Я – медяк, что сверкающей решкой

В мир глядит через дырку в полу,

Между шашек – забытая пешка,

Шорох книг, обращённых в золу.

Словно семя в оттаявшей почве:

Не проклюнусь – в земле растворюсь.

Словно куст в примороженных почках:

Не зацвёл – на костре разгорюсь.

Тают скрипки в душе: брызги оземь!

Тает пепел, – возможно, весна.

Вероятно, я просто не озимь…

Запах света. Скорлупка – тесна.

Ясность

Не ищи в глазах моих пророчества:

Муза там…

Недорого возьмёт…

Неизбывны —

смерть и одиночество,

Остальное —

радужный налёт.

Не читай в ладони:

«Что ж там пройдено?» —

Я ни в чём не дам себе зарок.

Мне даны навеки Мать и Родина;

Прочее —

в прокат, на краткий срок…

Алла БРОЙН

Осень Севера

Свинцовость туч с лазурью неба спорит,

Суровость скал – с живым огнём рябин,

Изгибы сопок к тихой глади моря

Легли узором рыже-золотым.

Но не дразните спящую пучину —

Обманчива поверхность сонных вод,

Доколе настоящую причину

Она для спора с ветром не найдёт.

И вспыхнет бунт. Безумной силы полон,

Подует ветер из морских глубин.

И станут биться в ржавый берег волны,

Гордясь шальным безумием своим.

Падёт на землю ураган воздушный,

Подымет вихрь искрящейся листвы,

Оставив мир, холодный и бездушный,

В сугробах спать до будущей весны…

Ожидание

Замер мир в ожидании Слова.

Жаждут кисти грядущих картин.

Молоко от небесной коровы

Расплескалось на Млечном пути.

Лижет брызги небесный котенок,

Ловит звёздных растрёпанных птиц.

Там живет мой небесный ребёнок,