Поэтические поиски и произведения последних лет - [34]

Шрифт
Интервал

Среди толпы
                      блестящих спин
играет с сыном
                      мать-дельфин,
то погружаясь,
                     то взлетая,
изогнуто,
                   как запятая;
как тень
              когда-то стройных ног
хвоста
              раздвоенный клинок.
Бело, как чайка,
                    ее лоно,
спина
          из черного нейлона;
напоминают
                     плавники
движенья
               некогда руки;
скорее женское,
                     чем рыбье,
ее блаженное улыбье.
А сын,
            не зная ни о чем,
собой играет,
                как мячом;
она ему дает
                     свободу
всплывать
             и погружаться в воду
и, объясняя
                 жизнь ему,
внушает
           по-дельфиньему:
— Ныс,
               тьсап
ньусыв
               хревв!
(Сын,
        пасть
высунь
            вверх!)
Тьашыд
                ботч.
(Чтоб
            дышать.)
Худзов
              жевс.
(Воздух
               свеж.)
Хылпетв
               хагзырб
ужок жьен.
(В теплых
                 брызгах
кожу нежь.)
Нифьлед
             ныс!
(Сын−
дельфин!)
Идюл
            окзилб!
(Люди
           близко!)
Мчись,
          ныряй
вниз,
            вниз!
(Йярып,
             сьичм
зипв,
        зипв!)
Они спускаются
                   под волны
в мир безопасный,
                    мир подводный,
ежей,
             кораллов пестрый сад,
где спруты
             люстрами висят,
где рыбы
              с красными усами
без батареек
                   светят сами,
на дно,
            в убежища свои,
в полупрозрачные
                          слои.
Но там нет воздуха,
                        нет неба,
нет солнца,
          нет дождя,
                            нет снега,
и хочется наверх —
                                домой,
спешить
            за вспененной кормой.
Мы, дельфины,
                    опускаемся в глубины,
огибаем
                невзорвавшиеся мины,
якоря,
            уже рябые от ракушек,
доски палуб,
                почерневших и распухших.
Нас подводные
               встречают острова,
где дельфина
                     не достанет острога,
где, раздут,
                   свинцовоног
                                    и одноглаз,
ищет золото пиратов
                                   водолаз,
и спускается
                      утопленник нагой
с грузным камнем
                        под разбухшею ногой.
Эти толщи водяные,
                                    эти глуби
мы родными не считаем
                                  и не любим,
и кефаль,
              и скумбрия,
                                     и камбала —
никогда
               роднёю нашей не была,
только люди,
                    только люди,
                                        только вы
нам близки
                     среди холодной синевы.
И дышать
                    мы подымаемся отсюда,
безземельные
                             морские чуда-юда,
для игры,
             или охоты
                                и любви —
будто люди,
               будто люди,
                                   будто вы…
Так,
             вплывая в прибережную теплынь,
с нами хочет объясниться
                                      мать-дельфин,
чтобы ультразвуковая
                                       ее речь
помогла ей
               дельфиненка уберечь.
— Наших мучеников
                                 дни и жития,
и отплытия,
                     и стран открытия,
и с акулами
                         кровавые бои
сохранили
                   полушария мои.
Наши Библии,
                записанные в них,
долговечнее
                    пергаментов и книг,
и глубокие
                 извилин письмена
в память к сыну
                      переходят из меня.
Я, как Ева
                  вашей Книги Бытия,
девять месяцев
                           ношу свое дитя,
и, как Авеля,
                   но с черным плавником,
я кормлю его
                        соленым молоком,
и неписаную
                         Библию свою
в плоть из плоти
                         я ему передаю:
«В начале пошел лед,
и стали тонуть звери,
и треснул земной свод.
Покинул нору крот,
покрылся водой берег;
мы стали вязать плот.
В потопе тонул слон,
и мертвые львы плыли,
и гром заглушил стон.
Затопленные холмы
исчезли в речном иле,
и в море ушли мы…»
Диск третий
Уже светало. Чуть рябя,
дышало море сонной грудью,
как будто радуясь безлюдью
без берегов, без корабля.
Я молча двигался, гребя
к скале, стоящей одиноко;
надел я выпуклое око
и два баллона на себя.
И погрузился в те края,
где в слой песчаный затянуло
корсаров пушечные дула,
обломки мачт и якоря.

Размахивая своими лягушечьими ногами в резиновых ластах, я достиг подножья скалы. Вокруг нее на подводных камнях расположилось все племя дельфинов с запасом воздуха на время действия. Здесь, в день весеннего равноденствия, ставилась их мистерия, их Книга Бытия. Подножье скалы — затопленный наводнением остров в дельте реки, где древние жили предки дельфинов — люди. Время действия — всемирный Потоп. Место действия — плот, на котором они спасаются от Потопа в разлившейся дельте. Лица — вожак племени Амад, жена его Аве, сыновья Инак и Ваель, их жены, дети.


Амад

До верхней тверди Дельта поднялась.
Ни берегов, ни быстрой середины.

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Лирические произведения

В первый том собрания сочинений старейшего советского поэта С. И. Кирсанова вошли его лирические произведения — стихотворения и поэмы, — написанные в 1923–1972 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые расположены в хронологическом порядке.Для настоящего издания автор заново просмотрел тексты своих произведений.Тому предпослана вступительная статья о поэзии Семена Кирсанова, написанная литературоведом И. Гринбергом.


Гражданская лирика и поэмы

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.