Поэт, или Охота на призрака - [185]

А ведь именно так Ворон отправил нам по факсу свое послание: я хорошо помнил, о чем говорилось на совещании на следующее утро.

Услышав, что я хочу поговорить с агентом Хэзелтоном, дежурный на коммутаторе в Куантико, не задавая лишних вопросов, тут же соединил меня с отделом психологического моделирования. Брэд поднял трубку после третьего гудка.

– Брэд? Это Джек Макэвой, я звоню из Лос-Анджелеса.

– Привет, Джек. Я и сам хотел связаться с тобой еще вчера, но не знал номера. Как дела?

– Да нормально. Если бы не Торсон… Я понимаю, что вы все очень хорошо знали друг друга и…

– Ну, вообще-то, мы с Гордоном не слишком ладили, но мне все равно очень жаль его, чисто по-человечески. Ужасно, что он погиб. Сегодня у нас все ходят как в воду опущенные.

– Могу себе представить.

– Так что ты хотел?

– Уточнить пару мелких деталей. Я пытаюсь восстановить хронологию событий для статьи… если мне вообще удастся ее написать.

Я ненавидел себя, ненавидел за то, что приходится лгать человеку, который с самого начала повел себя со мной дружелюбно и не сделал мне ничего плохого. Но и правды я сказать тоже не мог, потому что тогда он не стал бы мне помогать. И я продолжил вдохновенно врать:

– Видишь ли, Брэд, я куда-то задевал свои заметки по поводу факса, который Ворон прислал Бэкусу. Мне кажется, Боб тогда выяснял все детали не то у тебя, не то у Брасс. Собственно говоря, мне нужно узнать только время, когда факс поступил в Академию ФБР. Не мог бы ты уточнить?

– Подожди немного, Джек.

Он куда-то исчез, прежде чем я успел заверить его, что никуда не денусь. Закрыв глаза, я попытался угадать, пошел ли Брэд искать документы или отправился выяснять, можно ли сообщать мне эти сведения.

Наконец он вернулся.

– Извини, Джек, что заставил тебя ждать. Мне пришлось поднимать учетные документы. Факс был принят аппаратом Академии ФБР в воскресенье, в три часа тридцать восемь минут.

Я посмотрел на свои записи. Учитывая трехчасовую разницу во времени, факс поступил в Куантико через минуту после первого звонка из комнаты Торсона.

– Тебя что-то смущает, Джек?

– Нет, все нормально, спасибо тебе, Брэд. А можно заодно еще один вопрос?

– Ох уж эти журналисты! Извини, Джек, не хотел тебя обидеть.

– Ничего страшного. А вопрос такой… Слушай, агент Томпсон переслал в лабораторию соскоб из носоглотки погибшего в Финиксе копа, Орсулака?

– Да, конечно.

– Он хотел, чтобы ваши эксперты идентифицировали постороннее вещество, которое он обнаружил. Томпсон считал, что это смазка от презерватива. Я хотел спросить вот что: удалось ли определить, к какой марке относится эта смазка? Было ли это сделано? И возможно ли такое в принципе?

Хэзелтон ответил не сразу. Я готов был уже взвыть от нетерпения, когда наконец услышал:

– Это довольно странный вопрос, Джек.

– Да, согласен. Просто понимаешь, Брэд, меня до глубины души восхищает та дотошность, с какой ваши ребята докапываются до истины. Если они сумели определить даже это, то, на мой взгляд, подобные детали способны украсить статью.

– Подожди еще немножко.

И снова он куда-то исчез, прежде чем я успел что-нибудь сказать. На этот раз, к моему огромному облегчению, Брэд вернулся довольно быстро.

– Да, у нас есть такая информация. Но может быть, ты сначала скажешь, для чего это тебе нужно на самом деле?

Настал мой черед замолчать.

– Нет, – произнес я, в конце концов предпочтя откровенность всем остальным путям. – Просто я пытаюсь выяснить одну вещь. Если моя догадка подтвердится, то ФБР первым узнает об этом. Обещаю.

Хэзелтон немного подумал.

– Ну ладно, Джек, у меня нет причин не верить тебе. Кроме того, Глэдден мертв, и я вряд ли нарушу тайну следствия. Так вот, обнаруженное вещество действительно удалось идентифицировать как силиконовую смазку для презервативов, которая применяется производителями для двух разных марок – «Рамзес» и «Золото Трои». Главная проблема заключается в том, что эти две марки – самые популярные в стране, так что эта улика, увы, не без изъяна.

Может быть, суд именно так и отнесся бы к выводам экспертизы, но мне было вполне достаточно и этого. Ведь именно презерватив «Рамзес» Рейчел достала из своей сумочки и дала мне в субботу вечером. Не вдаваясь в объяснения, я поблагодарил Хэзелтона и отсоединился.

Теперь все детали были на месте и как будто идеально вписывались в общую картину. Каким бы способом я ни пытался разрушить созданную мною же конструкцию, она устояла, хотя я истратил на это неблагодарное занятие не менее часа. Пусть она была выстроена на фундаменте подозрений и скреплена при помощи чистой логики, но все ее части оказались прекрасно подогнаны друг к другу, и моя модель заработала так, словно это была хорошо смазанная машина. Как я ни старался, мне так и не удалось подбросить в ее вращающиеся шестерни достаточно крупный камешек, который заставил бы их остановиться.

Последним штрихом, который позволил бы считать работу законченной, были сведения, которые должен был сообщить мне Бледшоу, но он все не звонил. Я метался по номеру, словно тигр в клетке – только что не рычал и не хлестал себя хвостом по бокам, – чувствуя, как волнение, распиравшее меня изнутри, рвется на свободу, словно живое существо. В конце концов мне захотелось глотнуть свежего воздуха, и я выбрался на балкон, но и это не помогло. Прямо на меня смотрело с противоположной стороны бульвара Сансет тридцатифутовое лицо Ковбоя Мальборо. Я отвел глаза и вернулся в номер.