Поэмы - [19]

Всегда с любым готовы плакать вместе,

Глаза, как говорят, на мокром месте!

Мужчины — мрамор, женщины — лишь воск!

Как мрамор хочет, так он воск ваяет!

Созданьям слабым впечатленья в мозг

Мужская сила, ловкость ложь врезает…

Виновны ль жены в том, что так страдают?

На воске с мордой дьявольской печать

Возможно ль воск за это порицать?

Ведь женщина — открытая равнина,

Приметен тут и крохотный червяк…

Походит на дремучий лес мужчина,

Где залегло все зло в пещерный мрак.

В хрустальных гранях виден и светляк!

Порок мужчин под сталью глаз таится,

А женщин выдают во всем их лица!

Никто цветок увядший не корит,

А все бранят разгул зимы морозной.

На жертву ль должен пасть позор и стыд?

Нет, на злодея. Не карайте грозно

Ошибки женщин. Рано или поздно,

Все зло исходит от владык мужчин,

Винить подвластных женщин нет причин.

Так и с Лукрецией происходило:

Беда ее настигла в час ночной…

Угроза смерти и стыда — вот сила,

Которая сломила стойкость той,

Кто славилась святейшей чистотой.

Ей тайный страх сознанье застилает,

Что стыд и после смерти ожидает.

Лукреция спокойно говорит

Служанке, соучастнице терзанья:

«Зачем же слезы и печальный вид?

Здесь бесполезны эти излиянья…

Ведь если плачешь ты из состраданья,

Знай, будь в слезах спасение от зла,

Тогда б сама себе я помогла.

Скажи, когда… — и сразу замолчала,

Потом со стоном: — отбыл гость ночной?»

А та в ответ: «Да раньше, чем я встала!

Моя небрежность, видно, тут виной…

Но смилуйтесь, молю вас, надо мной:

Сегодня поднялась я до рассвета,

Хватилась, глядь… Тарквиния уж нету!

Но, госпожа, осмелюсь ли узнать,

Что нынче вас терзает и тревожит?»

«Молчи! — в ответ Лукреция. — Сказать

Все можно, только это не поможет,

Не выразить тоски, что сердце гложет…

Одно названье этой пытке — ад!

Где слов уж нет, там попросту молчат!

Поди достань перо, чернил, бумагу…

Ах нет, не надо… Все нашла я вдруг…

Что я сказать хотела? Я не лягу…

Письмо супругу я пошлю, мой друг!

Скажи скорей кому-нибудь из слуг:

Пусть будет в путь готов без промедленья,

Сейчас терять не должно ни мгновенья!»

Ушла служанка. Госпожа берет

Перо, но в воздухе оно застыло…

Меж разумом и горем бой идет,

Ум полон дум, но воля все убила,

Все чувства вмиг сковала злая сила.

Подобно шумным толпам у дверей,

Теснятся мысли в голове у ней.

Но вот начало: «Мой супруг достойный!

Шлет недостойная жена привет!

Здоровым будь! Но дома неспокойно,

И, чтоб успеть спасти меня от бед,

Спеши сюда немедленно, мой свет!

Письмо из дома с грустью посылаю,

О страшном горе кратко извещаю!»

Сложив письмо, она берет печать

Замкнуть печали смутные картины…

Теперь о горе сможет муж узнать,

Но как узнает он его причины?

Она боится, все-таки мужчины

Вдруг он иначе как-то все поймет…

Нет, кровью смыть позор — один исход!

Все, что у ней на сердце накипело,

Супругу все поведает она…

Не только здесь в слезах и вздохах дело,

Нет, подозренья смыть она должна

И доказать, что не на ней вина.

Тут не к чему пестрить письмо словами,

Тут можно оправдаться лишь делами!

Страшней вид горя, чем о нем рассказ!

Как часто слуху мы не доверяли!

Сильней, чем ухо, нас волнует глаз,

Хоть оба о беде повествовали.

Услышать можно только часть печали:

Так мель всегда шумней, чем глубина,

И в вихре слов скорбь схлынет, как волна.

Сургуч, печать, и надпись вот такая:

«В Ардею, мужу. Спешно передать!»

Она письмо вручает, умоляя

Посланца ни мгновенья не терять,

Лететь стрелой и птиц перегонять…

Любая скорость медленной ей мнится,

Ведь крайность вечно к крайностям стремится!

Слуга отвесил госпоже поклон,

В глаза ей пристально взглянул, краснея…

Затем посланье взял и вышел он

Безмолвно, ни о чем спросить не смея.

Виновный ловит взор любой, бледнея:

Ей кажется, затем он покраснел,

Что все о ней уже узнать успел.

Куда ему! Ей-богу, не хватало

Посланцу ни дерзанья, ни ума;

Он дело делал, а болтал он мало

Не то что те, в ком самохвальства — тьма,

А в деле-то медлительны весьма!

Он образцом был времени былого:

Долг выполнял свой честно и — ни слова!

В ней подозренье это и зажгло.

Двумя пожарами горят их лица…

Узнал ли он, что с ней произошло,

Все время разгадать она стремится.

А он смущен — ну как тут не смутиться?

Чем ярче он румянцем распален,

Тем ей ясней — во все он посвящен!

Ей кажется — остановилось время,

Хоть минуло лишь несколько минут…

Ей времени невыносимо бремя.

Вздыхать и плакать — пользы мало тут;

Стенанья, слезы — самый тяжкий труд.

Хоть бы забыть о жалобах и плаче!

Грустить теперь ей хочется иначе.

Вдруг вспомнила… картина на стене

Прекрасное изображенье Трои,

И рати греков — в яростной войне

За стыд Елены мстящие герои.

Вознесся к тучам Илион главою…

Здесь создал мастер просто чудеса:

Склонились нежно к башням небеса.

Назло природе, миру горькой прозы

Искусством жизнь застывшая дана:

Засохшей краски капли — это слезы,

Их об убитом муже льет жена…

Дымится крови алая волна

И умирающих мерцают очи,

Как угли, меркнущие в мрачной ночи.

Вот воин — роет он подкоп сейчас,

Покрыт он пылью, пот с него струится…

А с башен Трои смотрят сотни глаз

На греков через узкие бойницы.

Совсем не веселы троянцев лица:

Так тонко это мастер воплотил,

Что каждый взор как будто грусть таил.

Величественность и благоволенье

Открыто в облике вождей царят,