Поехали! - [20]
– Целая раса, мать твою, Антон.
– И что? Это хорошая планета. Теперь там можно будет поселить бедолаг, которые ютятся на платформах с одним душем на сотню человек.
– Вселенский Совет…
– Ничего не узнает. Просто местные паразиты, смертельно опасные для человека. Вроде глистов или блох.
Глисты и блохи жили ещё на первой «настоящей» Земле. Эти твари выжили и отправились в космос вслед за людьми.
Таня отвернулась.
– Может, Айосса даже представит тебя к повышению.
Таня ничего не ответила. Зыков ещё раз пожал плечами и ушёл, а она беззвучно заплакала, и ей чудилось, что слезы вытекают вязкие, как кисель, и сияют электрическими синими искрами.
Она всё ещё слышала:
«Простите нас».
«Пощадите нас».
«Пожалуйста».
Виктория Миско. Будь здесь
– Всё будет хорошо, помнишь?
Они стояли у подъезда посреди февраля и смотрели на единственный въезд во двор, где с минуты на минуту должно было появиться такси.
На нём была расстёгнутая спортивная куртка, а она куталась в дублёнку, купленную задолго до его рождения. Он чувствовал в теле приятное тёплое волнение, а она – холодную грусть. И сегодня, ранним утром, эти два совершенно разных на первый взгляд человека смотрели в одном направлении. Ждали.
Антон моргнул и так и оставил глаза закрытыми то ли от холода, то ли от томительного ожидания.
– Ты не выспался? – взволнованно произнёс женский голос, стараясь перекричать завывания морозного ветра.
Сколько Антон себя помнил, она всегда с ним так разговаривала: и в 2, и в 7, и в 25 лет.
– Я же говорила, я же говорила, что не нужно было вчера засиживаться до полуночи. Как же так… Как же ты теперь поедешь? Что же будет, Тоша!
Он почувствовал, как тонкие женские пальцы обхватили его ладонь в кожаной перчатке и крепко сжали. Он почувствовал её тепло и волнение, сбивчивый пульс и то, как она хотела скрыть свой страх.
– Ты боишься, мам, – только и сказал парень, слегка приоткрыв глаза.
– Не боюсь, – буркнула женщина, как ребёнок, которого заподозрили в отсутствии взрослой решительности.
– Я же вижу. А боишься, потому что ничего не знаешь про космос.
– Я всё знаю, всё! – Марина резко достала из кармана пальто блокнот и потрясла им в воздухе.
Февральский ветер тут же забрался в широкий рукав и напомнил о себе. Женщина напряглась, постаралась прогнать мысли о холоде, чтобы продолжать думать только о самом главном, и ещё сильнее сжала ладонь сына.
Антон открыл глаза и рассмеялся.
– И что это?
– Конспекты, – громко, как-то по-театральному выкрикнула женщина и, смутившись, уточнила, – мои заметки про космос.
Парень зубами стянул перчатку с широкой ладони и открыл блокнот где-то посередине. Страницы были изрисованы простым карандашом, и из мелких штрихов, подчёркивающих тени и полутени, складывалось точное изображение ракеты с космическим кораблём «Восток-1».
Он не смог этого скрыть.
Их отношения с матерью были непростыми, немногословными, но долгими: он не помнил себя без неё, а она не знала о себе то, что узнала благодаря сыну. Это их связывало, и они оба об этом знали.
Поэтому он не смог скрыть улыбку. То самое движение губ, которое появляется в ответ на самое честное проявление заботы и любви. В груди стало щекотно от нахлынувших чувств, и Антон постарался пошутить.
– И это всё, что ты знаешь?
– А я не космонавт, я художник.
Марина сказала это с гордостью, как всегда говорила другим о себе, и потянула блокнот из рук сына.
– Нет уж, – хрипло произнёс молодой мужчина и улыбнулся уже открыто, честно. Это происходит неизбежно вместе с любовью. – Дай посмотрю.
На пожелтевших страницах было всё: от определения слова «космос» («словарь Ожегова», – гласила уточняющая подпись в углу страницы) до названий тестов и зачётов, которые проходил Антон за время подготовки.
– Значит, всё это время ты просто меня обманывала?
– Обманывала? – совершенно спокойно уточнила женщина, продолжая смотреть во двор.
Её щёки были румяными, и это было заметно даже в темноте зимнего утра. Антон огляделся: ни в одном из окон ещё не горел свет, было очень рано, такси ехало очень долго, и он на удивление был этому рад.
– Ты всегда говорила, что ничего не хочешь знать про космос, – бросил парень февральскому двору.
– Так и есть, – ответила зима женским голосом. – Я до сих пор не хочу ничего про него знать.
– А как же это?
Антон разрезал холодный воздух блокнотом, крепко зажатым в руке.
– Так надо. И к тому же это просто рисунки.
Он знал и слышал, что она что-то недоговаривает. Но их отношения были непростыми, и разговаривать друг с другом им ещё предстояло научиться. Долго учиться, но они оба были на это согласны. Сегодня – особенно.
– Тебе холодно? – спросил Антон и пошире распахнул куртку. От волнения ему было жарко, но он старался не подавать виду.
Марина знала и слышала, что он что-то недоговаривает. Но спросить казалось странным, ведь она решила быть мамой, которая просто наблюдает со стороны, когда он впервые заявил, что хочет стать космонавтом. Тогда это показалось ей смешным, ведь кроме слова «космонавт» в его арсенале были только «нога», «пока» и «Тоша». Тогда она решила, что это просто забавное совпадение. Но смеяться не решилась, а лишь серьёзно кивнула и стала наблюдать.
