Поединок. Выпуск 8 - [107]

— Тихо, — привстал Андрей, прислушиваясь к близкому уже, хорошо различимому среди шума листвы стуку телеги. — К тебе едет? Кто?

И увидел егерь, что не смутил он молодого милиционера своими словами, что тот хотя и слушал его внимательно, но не поколебался, выходит, в своей правоте, да и слушал-то, значит, не потому, что сомневался. Понял егерь: окончен разговор и каждый приступает к своему делу, к своим обязанностям, каждому теперь — своя доля, свой ответ. Набычившись, отвернувшись, Леший хмуро бросил:

— Вовка это, Шпингалет.

— Нашел себе дружка, Федор Лукьяныч? Что же не по себе-то выбирал? Андрей встал, сложив за спиной руки, прислонился к дереву. — Ну, встречай подельщика.

Вовка Шпингалет дурацкую кличку свою с собой привез. Видно, как прозвали его там, за проволокой, так она и здесь чудом проявилась. Был он собой мелкий, но жилистый, и на вид — шпана шпаной, срисовал с кого-то себе облик, а может, в кино подсмотрел: челочка до глаз, сапоги в складочках, кепочка в обтяжку и зуб золотой. Натворить еще ничего не успел, но все время ходил по краешку. Андрей его сразу и крепко прижал, не спускал с него глаз. Оба они хорошо знали, что не миновать им серьезной встречи. Вот и встретились...

Шум становился громче: видно, Вовка дороги не выбирал и о конспирации не заботился. Он пел во все горло, гнал лошадь и наконец появился на краю вырубки. Заметно хмельной, стоя в телеге, размахивал над головой своей кепочкой. Вид участкового его не смутил, похоже, что Шпингалет даже обрадовался.

— Сейчас я получу искреннее удовольствие! — заорал он, спрыгивая с телеги и вытаскивая из нее лопату. — Ну-ка, Федя, придержи его, чтоб не убег.

Андрей удивленно, но спокойно смотрел на него. Он не понимал такой веселой, легкой наглости, не понимал, что он один и безоружен, а их — двое и он им мешает. Он все так же стоял, прислонившись к дерезу, и так же держал руки за спиной.

Шпингалет подбежал, перехватил лопату и со словами: «Не правда ли, чудесный день?» — ударил Андрея ногой в живот. Андрей всхлипнул, согнулся, и что-то очень тяжелое обрушилось на него...

3

Очнулся Андрей оттого, что будто кто-то мягко, но настойчиво поталкивает его в плечо и от этого очень больно голове. Он открыл глаза перед ним медленно двигалась полоска кустов, мелькали желтые головки цветов, качалась трава, и тогда он понял, что лежит в телеге, под головой — свернутая телогрейка Лешего. Сам егерь сидит впереди, покачивается его широкая спина, ветерок шевелит длинные седые волосы.

Андрей попытался подняться на руках. Леший обернулся:

— Ну, как ты, Андрюша? Темень шибко болит? Вот ведь какая служба у тебя нерадостная.

Андрей старался держать голову неподвижно, чтобы не было так больно, говорил одними губами.

— А Шпингалет где?

— Там же и валяется небось. Не убегет. Так я и позволил, чтоб всякий дерьма кусок наших, синереченских, бил...

Андрей постарался понять, что такое очень важное он должен сделать сейчас же, пока не уснул — в сон клонило неумолимо, жестоко. Вспомнил.

— Лукьяныч, сумка моя там осталась? Не видал?

Егерь пошевелился, запустил руку под зад, вытащил планшетку:

— Держи. Ты когда падал, так у ней ремешок лопнул.

Андрей, морщась, противно слабыми руками раскрыл планшетку, вытряхнул раскрошившиеся грибы, достал протокол...

— Погоди, погоди рвать, — опередил его Леший. — Ты почитай сперва.

— Я помню — что там читать...

Но уже бросилась в глаза косая, неровная строчка внизу листа:

«В чем собственноручно и подписуюсь. Федор Лукьяныч Бугров (Леший)».

Андрей уронил руку с листком на грудь, помолчал.

— Мотоцикл мой надо из Оглядкина забрать.

— Ключи где у тебя? В сумке? Не беспокойся, жениха пошлю — он сумеет.

— Непонятная история, — чуть слышно пробормотал Андрей непослушными губами, повернул голову набок, облегченно прикрыл глаза и тотчас глубоко и спокойно заснул.

ЕВГЕНИЙ ЛУЧКОВСКИЙ «И ПРОЧИЕ ОПАСНОСТИ!»

Этот день для Эдуарда Баранчука начался исключительно неудачно. На работу он проспал и потому, наскоро умывшись, сунул в рот огромный кусок колбасы и стал запрыгивать в брюки. Одновременно он еще натягивал свитер, но слегка запутался в нем. Ботинки Эдуард шнуровать не стал и, схватив куртку, ринулся в коридор, на ходу проверяя, на месте ли пропуск, права и запасные, «свои ключи» от замка зажигания и багажника. Пренебрежительное отношение к обувной фурнитуре не замедлило сказаться самым фатальным образом: в темном коридоре он наступил на шнурок, зацепил висящую на гвозде раскладушку, та в свою очередь сбила велосипед и самопроизвольно разложилась, перегородив все. Эдик промчался по этим хрустящим и звякающим предметам, вылетел на лестничную площадку. Там стояла полуглухая соседская испуганная бабушка, у ног ее жался испуганный пинчер.

— Поспешишь — людей насмешишь, — сказала бабушка.

«Только не нашего начальника колонны», — подумал Эдик, но, поскольку отвечать было нечем, поздороваться тоже — второй кусок колбасы раздувал его щеки, — он просто кивнул и поспешно прошествовал мимо.

Такси попалось сразу, лишь только он вылетел из подъезда. Эдик вскинул руку и, бросив взгляд на номер, машинально отметил: наше. Водитель, приспустив стекло, ткнул пальцем в трафарет возврата и устало сообщил: