Поединок. Выпуск 7 - [93]

Они спешно заняли свои последние позиции. И пока у них оставались еще свободные несколько минут, каждый подумал о том, что судьба довольно зло посмеялась над ними. И их товарищи, которые остались в лесу еще на подходе к линии фронта, и их командир, которого они не донесли, казалось, самую малость, и сами они трое, последние из группы, — все они еще многое могли сделать для победы над вероломным врагом. И не их вина была в том, что они не сделали этого. Но ведь так близко подошли они к своим. И тут судьба подсунула им это минное поле, ставшее последним рубежом для одного из них, и в общем–то, очевидно, и для них троих. Приходили короткие, как вспышки молний, мысли о чем–то очень личном. Но они не задерживались в сознании. Мгновенные воспоминания, образы близких людей — все это почти беспрепятственно уступило место непременному, прямо–таки злому желанию заставить преследователей подороже заплатить за его жизнь, а также и за жизнь товарищей. Эта мысль была настолько властной, что Сорокину захотелось крикнуть своим друзьям, что их позиция. — это тоже рубеж, через который, пока они живы, враг не пройдет. Что так было всегда, пока они служили на границе. И если сейчас за спиной у них нет фашистов, а там только свои, то эта их позиция — та же граница. И еще ему хотелось крикнуть им: держитесь, друзья, будем достойны наших товарищей! Но он не крикнул, потому что его услыхали бы не только Закурдаев и Борька, но могли услышать и немцы. И сразу же определили бы место их расположения. А это уж было бы совсем некстати. И еще он не крикнул из–за того, что увидел на опушке немцев. Сначала он заметил рослого немца, который держал на поводке овчарку. Потом увидел еще двух поводырей. Собаки, натянув поводки, с лаем рвались вперед. За поводырями, немного отстав от них, быстрым шагом шли солдаты. Он насчитал их десятка полтора. Но, наверное, их было больше. Просто их скрывали деревья. Они двигались цепью прямо к опушке, на которой залегли пограничники и Борька. Собаки чуяли свежие следы и неистовствовали в злобе.

Сорокин подпустил рослого поводыря метров на пятьдесят и выпустил по нему короткую очередь. Немец рухнул. Но собака продолжала тащить его вперед. Тогда второй очередью, такой же короткой, он уложил собаку и перенес огонь на солдат. Справа от него по немцам открыли огонь Закурдаев и Борька. Немцы залегли и открыли ответный огонь…

***

Стрелковый полк, занимавший оборону на широком участке фронта по восточному краю болота, не давал врагу возможности продвинуться вперед. Немцы неоднократно пытались сбить подразделения полка с занимаемых ими позиций. Но всякий раз, наткнувшись на плотный огонь нашей пехоты, заранее и прочно закрепившейся на этом рубеже, вынуждены были отступать, оставляя на поле боя немало убитых и раненых. Болота не позволяли врагу активно использовать на этом участке бронетехнику. А без ее прикрытия и поддержки вражеская пехота быстро выдыхалась.

В тот день, когда пограничники неожиданно зашли на минное поле, немцы с самого утра вели интенсивный артиллерийский огонь по позициям наших войск. Их артиллерия била из–за болота как по переднему краю обороны полка, так и по объектам в его тылу. Дважды в тот день по правофланговым подразделениям полка, по стыку его с соседом наносила удары авиация врага. Но полк держался стойко. Его батальоны глубоко зарылись в землю. Боевое охранение было начеку. Связь с ним командиры батальонов держали по телефону. На правом фланге, где противник атаковал непрерывно, в боевое охранение было выделено до двух взводов. На левом, защищенном болотом, — всего одно подразделение. В передовом его посту, выдвинутом почти к самому нашему минному полю, находился в тот день красноармеец Квачадзе. Он не боялся, что немцы пройдут через минное поле. Но пристально следил за тем, чтобы они не попытались устроить в нем проходы.

На участке было вес спокойно. И вдруг в лесу раздалось несколько одиночных винтовочных выстрелов. Квачадзе поднял телефонную трубку и доложил старшему:

— Товарищ «Береза», стрельба какая–то началась.

— Где?

— В лесу. Апределенна у самого болота.

— Кого–нибудь видишь?

— Никого не вижу, товарищ «Береза».

— Продолжай наблюдать.

— Апределенна, товарищ «Береза».

Квачадзе смотрел в бинокль, но разросшийся под кронами высоких деревьев пышный, густой подлесок не позволял видеть лес и на десяток метров. К тому же стрельба так же неожиданно смолкла, как и началась, и впереди снова все стихло.

Немного погодя старший сам запросил пост:

— Ну, что там у тебя?

— Все тихо, товарищ «Береза», — доложил Квачадзе. — А кто же, по–твоему, стрелял?

Квачадзе пожал плечами, будто старший мог это увидеть.

— Наверно, немцы. Вы же сами говорили, что наших там нет, — сказал он.

— Я говорил — не должно быть, — поправил его старший. — Но полностью это исключать нельзя. Понял?

— Апределенна!

Он снова поднял к глазам бинокль, и в этот момент ветер вдруг донес до него злобные голоса собак. Квачадзе показалось, что он ослышался. Но визг повторился. А потом послышался и лай. Квачадзе попытался связать воедино и то, что доносилось из леса, и то, о чем предупреждал его старший. Картина нарисовалась сама собой. Собаки, а вместе с ними и немцы явно кого–то преследовали. А кто–то уходил от них и отстреливался.