Поединок столетия - [3]
Все права граждан, предусмотренные конституцией, отменялись, Отменялась гарантированная каждому личная безопасность. Отменялась свобода слова и печати, собраний и демонстраций. Отменялась тайна почтовой переписки и телефонных разговоров. Полиция получала право арестовывать любого гражданина без всякого ордера и без предъявления обоснованного обвинения. Любой человек мог быть казнен лишь «по подозрению в том, что он совершил политическое преступление». И наконец, все имущество каждого, кого «компетентные власти» сочли бы «врагом немецкого народа», могло быть немедленно конфисковано без следствия и суда.
Едва замолкает диктор, как эфир оглашается истерическим визгом Геринга. «Я заявляю, — вопит он, — господам коммунистам: мои нервы до сих пор еще не отказались служить мне, и я чувствую себя достаточно сильным, чтобы дать отпор их преступным махинациям».
Этой ночью в Германии никто не спал. За наглухо закрытыми дверями и опущенными шторами миллионы людей с тревогой приникли к радиоприемникам, боясь даже шепотом, даже в кругу своей семьи комментировать только что услышанную новость.
Все понимали: пришли трудные времена.
…Полицейский, выстреливший по темной фигуре, метавшейся с факелом в окне рейхстага, конечно, не был посвящен в замыслы поджигателей, иначе он не поступил бы так опрометчиво. Его выстрел раздался слишком скоро после того, как внутри здания вспыхнул пожар, — гораздо скорее, чем требовалось. И поэтому огонь не успел уничтожить все следы преступления.
Внутри рейхстага для огня, точно по заказу поджигателей, была издавна приготовлена богатая «пища»: стены зала заседаний облицованы деревом; деревянные кресла, столы, пюпитры, трибуны — повсюду и в изобилии; все помещения устланы коврами, портьеры на окнах, особенно если их пропитать горючим материалом, тоже воспламенятся с завидной быстротой. Так что минут за сорок, на худой конец — за час от внутренних помещений рейхстага остались бы только обугленные головешки. А по сигналу незадачливого полицейского пожарные прибыли уже через двадцать минут.
Пожар быстро потушили. Пострадала лишь часть второго этажа, особенно зал заседаний, где сгорели скамьи депутатов, трибуна, часть стен.
У пожарных всего мира, помимо первейшей и важнейшей обязанности — тушить пожар, есть и другая: по горячим — в буквальном смысле слова — следам отыскать причину пожара. Не забыли об этом своем долге и берлинские брандмейстеры: ведь никто их не предупреждал, чтобы не были на этот раз столь ревностными в службе.
Впрочем, особого старания и не требовалось, чтобы обнаружить смоляные факелы и облитые легковоспламеняющимися веществами предметы. Их нашли между портьерами, в дверях, возле деревянной обшивки стен и под креслами в разных помещениях рейхстага.
Еще не пробило полночь, а педантичные берлинские пожарные уже составили протокол по всей предписанной форме: пожар вспыхнул, говорилось в этом протоколе, на всех этажах — от подвала до чердака, всего в двадцати семи местах; поскольку пламя охватило моментально все здание, делали вывод специалисты, это означает, что поджог был осуществлен сразу, и притом хорошо организованной группой людей.
Протокол тотчас же представили Герингу: ведь он был главный «пострадавший» (председатель рейхстага) и он же главный страж государственной безопасности (министр внутренних дел). Но Геринг на этот протокол, разумеется, даже не взглянул.
Когда пожарные ворвались в охваченный огнем рейхстаг, они застали там молодчиков, одетых в фашистскую форму. Как попали туда фашисты, никто не знал. Зато они успели уже поймать поджигателя!
На поджигателе не оказалось почему-то не только пальто, но даже рубашки. Он не сопротивлялся — спокойно дал себя арестовать. В кармане его брюк нашли членский билет компартии и голландский паспорт: отправляясь на преступление, он предусмотрительно захватил их с собой. Звали парня Ван дер Люббе, он голландец, по-немецки не знает ни слова. Парень во всем сознался и даже сделал важное заявление: он сказал, что является коммунистом и поджег рейхстаг по заданию компартии.
Впопыхах фашисты забыли свести концы с концами: не знающий немецкого языка Ван дер Люббе сделал свое заявление без переводчика, а не знающие голландского языка фашисты чудом все поняли — все, до единого слова…
НА ПУТИ В БЕРЛИН
Секретное совещание, в котором участвовали итальянские и югославские коммунисты, закончилось около семи часов вечера. Человек, который прощался с товарищами в крохотной передней, увешанной плащами и пальто, несколько раз бросал торопливый взгляд на часы. Надо было спешить: берлинский поезд из Мюнхена отходил через час. Но все казалось — что-то недоговорено, о чем-то нужно напомнить еще и еще…
Наконец последние рукопожатия.
— Осторожно, товарищи!
— До новой встречи!
— До скорой, надеюсь?
— Да, да, конечно, до скорой!..
В подъезде темно. Стоит нажать чуть подсвеченную кнопку, и сразу вспыхнут лампы на всех этажах. Но лучше не надо.
— Выходим по одному. Не сразу…
— Счастливого пути!..
Могучего роста, широкоплечий, с крупными чертами лица и большими сильными руками мастерового, Рудольф Гедигер выглядел моложе своих пятидесяти лет. Откинутая назад копна темных, чуть тронутых сединой волос открывала высокий лоб без единой морщины. Глаза искрились улыбкой, особенно сейчас, когда он был среди своих. Только синие мешочки под глазами го и припухлость щек выдавали его усталость.
