Поединок столетия - [23]

Просто счастье, что Димитров немедленно принял решение сделать это. Иначе все кончилось бы совсем плачевно. Оказалось, что контрабандисты еще в Варне втихомолку польстились на «левый заработок» — мало им было денег, полученных от Пенева! — согласились доставить в Одессу чемодан и несколько свертков от какого-то незнакомого субъекта, невесть как узнавшего про их маршрут. Они сами признались в этом Димитрову, с тревогой следя за кораблем, который шел им навстречу, — поняли, наконец, что шутки плохи и что жадность до добра их не доведет.

Димитров острым рыбачьим ножом взломал чемоданные замки: бумаги, бумаги, ничего, кроме каких-то бумаг. Пробежал глазами содержимое и едва не вскрикнул от гнева: это были шпионские донесения, которые неведомый автор даже не потрудился зашифровать!

Провокация была слишком явной, тем более что в свертках оказалось две бомбы. При первом же обыске этот «товар» должен был представить Димитрова и его товарищей как заурядных заговорщиков-террористов и подвести их, в лучшем случае, под каторгу, а то и под расстрел.

С борта приближающегося судна уже были слышны голоса что-то кричавших матросов, когда Димитров успел незаметно бросить в море и бомбы и чемодан. Других улик не было. Только делегатские мандаты и доклад о профсоюзном движении в Болгарии, который Димитрову предстояло сделать на конгрессе. Конечно, их тоже можно было бы уничтожить. Можно было назваться вымышленными именами, придумать благопристойную версию, почему оказались они вдруг у румынских берегов. Но и тогда, как тринадцать лет спустя, перед лицом неожиданного ареста за пределами своей родины, Димитров мгновенно принял решение: никаких анонимов, никакой попытки выкрутиться с помощью обмана и уверток! Только правду, ибо правда на его стороне.

Да, он Георгий Димитров, болгарский коммунист, депутат парламента, посланец своей партии на конгресс Коминтерна. Да, он пробирается в Москву нелегально, но не потому, что в этой поездке есть что-то преступное — просто война, политическая и военная блокада России лишили его возможности ехать в поезде или на пароходе. И он требует немедленного освобождения, ибо никаких нарушений румынских законов он не допустил: лодку задержали в четырех милях от берега, а это значит — в открытом море, потому что ширина румынских территориальных вод только три мили.

В румынской тюрьме Димитров и Коларов пробыли немногим больше трех недель. Неожиданно их вызвали к какому-то шефу.

— Господа, — сухо сказал офицер, пряча взгляд в разложенных перед ним бумагах. — Вам надлежит немедленно покинуть территорию Румынии и возвратиться на родину. — Он помолчал и добавил: — Смотрите больше не попадайтесь. В следующий раз вам легко не отделаться…

Радость от предстоящего освобождения омрачалась мыслью о том, что до Москвы они все-таки не добрались и что делегаты конгресса Коминтерна ничего не знают об их судьбе.

Но нет: об их судьбе знали. И не только знали…

Румынские товарищи по своим каналам получили полную информацию об аресте болгарских делегатов. Эта весть была тотчас передана в Москву. Конгресс Коминтерна с возмущением выслушал сообщение из Бухареста. Правительство Российской советской республики приняло решение взять под защиту жизнь и безопасность членов ЦК Коммунистической партии Болгарии, оказавшихся в иноземной тюрьме.

Нота народного комиссара иностранных дел Г В. Чичерина не оставляла для румынских властей никакой лазейки: или Георгий Димитров и Василь Коларов будут немедленно освобождены, или Советское правительство примет ответные меры в отношении интернированных революционной Россией румынских граждан.

Письменного ответа на ноту Чичерина не последовало. Ответом было освобождение болгарских делегатов.

Так впервые на себе самом ощутил Димитров реальную силу Советской России и международной пролетарской солидарности.

Г-ну адвокату д-ру Тейхерту

Лейпциг, август 1933 г.

Многоуважаемый г-н доктор!

Получил Ваше письмо от 27 июля и принял к сведению сообщение о том, что Имперским судом Вы назначены моим защитником.

Сообщаю Вам, что 20 июля я поручил свою защиту болгарскому адвокату Стефану Дечеяу (в настоящее время проживает в Париже, в отеле «Палас»), что, кроме того, через мою сестру, по моему поручению, приглашены в качестве моих защитников французские адвокаты г-да Джиаффери, Кампинки и Торез. По всей вероятности, они установят связь с Вами.

Что касается моего дела, то я крайне поражен тем, что обвиняюсь Имперским судом в связи с поджогом рейхстага. Судя по всем данным, предварительное следствие должно было непременно привести к выводу, что я не имел абсолютно никакого отношения к этому безумному и провокационному преступлению. Но, как видно, нами, тремя арестованными болгарскими эмигрантами, решили заполнить места не найденных действительных виновников. Ведь в политических процессах ярче всего обнаруживается, как юстиция используется в качестве инструмента политики…

С почтением

Г. Димитров.

КРЕПКИЙ ОРЕШЕК

Письма до него не доходят; газеты и книги приходится вырывать с боем, да и то совсем не те, что ему нужны; свиданий не дают; с «блицсудом» явно что-то не получилось, заела машина, скрипит, проворачивается с трудом… А он тем временем изнывает в мрачной и тесной камере, по-прежнему закованный в кандалы, несмотря на многократные протесты, на возмущение всей мировой общественности.