Поединок с самим собой - [83]

Борька вздыхает, ускоряет шаги. И все же он доволен. Настоял на своем, помешал этому… с кисточкой… Плохо ли, хорошо ли, а Артем дома.

На ходу Борька перекидывает тяжелую лыжу на другое плечо и ухмыляется: «Так-то, Артем!».

ПОСЛЕДНИЙ, СТОПЯТИДЕСЯТЫЙ

иктор Иннокентьевич подошел к доске и написал условия задачи. Когда он, привычным движением отряхнув меловые крошки с пальцев, вернулся к столу, на видном месте — поверх классного журнала — лежал листок бумаги.

«Даешь нокаут!» — требовали крупные печатные буквы. И после них выстроился целый частокол восклицательных знаков.

Виктор Иннокентьевич неторопливо прикрыл листок учебником физики. И начал пояснять задачу. Да, именно так. Будто и не было никаких «даешь нокаут!».

Но семиклассники — народ упрямый.

— А верно, что ваш удар правой весит триста пятьдесят килограммов? — спросил Женя Уточкин, щуплый, вихрастый парнишка с последней парты.

— Верно лишь то, что ты все еще не переписал условий задачи, — сказал Виктор Иннокентьевич. — И завтра этой самой правой я тебе поставлю двойку.

Класс коротко хохотнул.

— А у меня — пари с Уточкиным! — крикнул его сосед по парте, Женя Богомазов. — Я поставил бутылку кефира, что вы победите еще во втором раунде!

— Разговорчики! — перебил Виктор Иннокентьевич. — Богомазов, к доске.

— Вот тебе и кефир! — тихонько прыснул кто-то.

Но тут прозвенел звонок.

— Гонг! — всплеснув руками, радостно воскликнул Богомазов. — «О, как приятен твой медный звон!».

Это была строка из стихов школьного поэта.

— Да, спас тебя медный звон! — усмехнулся Виктор Иннокентьевич.

…Придя домой, он пообедал и взялся за газеты.

О предстоящем бое старался не думать. Это было его правило. В день боя — забыть о бое. Не так-то просто. Но необходимо.

Он удобно устроился в кресле с целым ворохом газет. Много накопилось их, непрочитанных, за последние суетливые три дня.

Виктор Иннокентьевич, или, как зовут его на ринге, Виктор Ладыгин (у боксеров, как и у поэтов, нет отчества) — невысокий, плотный, на голове — короткий «ёжик». Боксеры сейчас почти все с челками. А у Ладыгина — по-прежнему «ёжик». Глаза серые, чуть прищуренные, внимательные. Говорит Ладыгин спокойно, громко и уверенно. Но вовсе не от излишней важности или самодовольства. Нет, просто — профессиональная черта большинства учителей (как, например, и врачей), привыкших часто объяснять, внушать, доказывать. Тем более, что Ладыгин, как он сам шутил, был «учителем в квадрате»: преподавал физику в школе и бокс в «Искре».

…Вечером, сидя в раздевалке, в трусах и майке, Виктор Ладыгин привычными движениями левой руки забинтовывал кисть и пальцы правой. Неширокий эластичный бинт плотно окутывал суставы, чтобы в бою предохранить их от вывихов и повреждений.

В раздевалке — большой комнате с длинными скамьями и узкими, высокими белыми шкафчиками — расположилось десятка два боксеров и секундантов.

На скамейках лежали маленькие фибровые и кожаные чемоданчики, разноцветные махровые халаты, трусы, майки, носки, бинты, туфли-«боксерки», полотенца, круглые плоские пластмассовые коробочки с завинчивающейся крышкой, в которых боксеры носят капу — пластинку, защищающую зубы во время боя.

То и дело дверь из зала открывалась, пропуская судью, тренера или врача, и тогда в раздевалку врывался шум трибун, крики, аплодисменты, звук гонга.

Слева, из-за чуть приоткрытой двери душа, доносился плеск и звон тугих струй воды и голоса моющихся боксеров, только что закончивших выступление.

Уже сто сорок девять раз в своей жизни Виктор Ладыгин так же сидел в раздевалке и бинтовал руки, готовясь выйти на ринг. Привычное занятие не отвлекало его мыслей.

Через несколько минут он начнет свой стопятидесятый бой. Честное слово, неплохой боевой список, особенно если учесть, что сто семнадцать встреч он выиграл, причем шестьдесят две — нокаутом.

Сегодня — юбилейный день: сразу три знаменательные даты.

Во-первых, можно поздравить себя с днем рождения.

Виктор усмехнулся, мысленно приподнялся со скамьи и отвесил поклон воображаемым поздравителям. «Благодарю, сеньоры!». Впрочем, откровенно говоря, поздравлять не с чем: как-никак стукнуло уже тридцать четыре. Вообще, тридцатичетырехлетний мужчина- в самом расцвете сил. Но бокс любит молодых. Можно до старости играть в теннис, ходить на лыжах. Нередко встречаются пятидесяти- и даже шестидесятилетние гребцы, конькобежцы, метатели, бегуны. Но нет пятидесятилетних боксеров. Даже сорокалетнего не увидишь на ринге.

Да, несправедливо устроена жизнь…

Виктор Ладыгин уже давно и твердо решил: стопятидесятый бой — независимо от результата — станет его последним боем. Ладыгин не воспринимал это трагически. Он прекратит выступления, но, конечно, не покинет ринга. У него остаются ученики. По-прежнему будет он тренировать молодых боксеров.

Вообще, в последнее время его не покидало хорошее настроение. На днях директор наконец достал деньги на капитальное переоборудование кабинета физики и закупку новых приборов. Вот теперь можно будет развернуться по-настоящему!

Зрители, конечно, не знали о его решении. Не ведали этого и друзья — тренеры, спортсмены. Но сам Ладыгин чувствовал — исчезает быстрота, резкость ударов, нет уже прежней молниеносной реакции.