Поединок с самим собой - [57]

Надо честно признать: ходьба — не очень-то популярный вид спорта. Это тебе не футбол! И не хоккей!

Идут скороходы (для непривычного глаза) как-то странно. Неестественно. И некрасиво. Вперевалку. И словно колченогие.

Ноги ступают напряженно. Все суставы вихляют. А в тазу ноги прямо-таки выворачиваются. Словно танцуют какой-то немыслимый сверхмодный пляс.

Да и вообще, спортивная ходьба — какая-то ненатуральная. Ходоки спешат изо всех сил. Торопливо работают руками и ногами. Пот заливает им глаза.

Но, если спешишь — беги! Однако тут-то и загвоздка: бежать ходоку нельзя. Ни в коем случае. Запрещено. Если скороход побежит, судья снимет его с состязаний.

Вот и требуется — спешить, но шагом. Есть четкие правила: у ходока стопа должна быть прямой и верхняя часть туловища- тоже прямой. И специальные «судьи по стилю» все время следят за этим.

Марченко шел восьмым. Впереди — вслед за Хмелюком — шагал бельгиец Франсуа Килек, рядом француз Кендуль и четвертым — Мигуэль Медраса.

О, этот Медраса! За него сегодня болели больше всего. Еще бы! Медраса — мексиканец. И один из лучших скороходов мира. Все местные патриоты знали, что сегодня у их соотечественника, у их мексиканца, есть реальные шансы завоевать золотую медаль. А хозяева Олимпиады прекрасно сознавали хоть и горькую, но, к сожалению, истину: в других видах спорта шансов на золото у них мало.

Поэтому-то и бесились трибуны, когда на старте появился Медраса. Болельщики орали, выли, стреляли в небо.

Но чаще всего трибуны дружно скандировали одно слово:

— Ка-пи-тан!

— Ка-пи-тан!

— Ка-пи-тан!

Иностранцы — и спортсмены, и болельщики — переглядывались: «капитан»? Что за «капитан»?

Они не знали, что этим трибуны как бы напоминали полицейскому офицеру Мигуэлю Медрасе: не забудь, начальник полиции обещал тотчас присвоить тебе звание капитана. Если, конечно, ты придешь первым.

Марченко шагал тем же темпом, как на отборочных, в Пахкадзоре. Он знал: этот темп достаточно высок. И в то же время — привычен ему. Такой темп он выдержит все двадцать километров. Можно было бы и ускорить ход, но…

«А вдруг тогда не дотяну? Нет, нет…».

И жара к тому же. Непривычный сухой зной.

«Как в духовке, — подумал он. — Да, точно, как в духовке. Градусов тридцать пять. А то и все сорок».

Клочки мыслей не мешали ему стремительно двигаться. Руки и ноги, казалось, сами, без участия его воли, его сознания, делали свою привычную работу. Они мелькали, как шатуны: туда — обратно, туда — обратно.

Вскоре он передвинулся на седьмое место, потом на шестое…

«Давай, давай, «старичок», — иногда мысленно подстегивал он себя. — Это ведь твой последний… Последний, решительный…».

Да, о чем бы он ни думал, где-то в глубине он все время помнил: нынешняя Олимпиада — его последнее выступление. Все. Он свое сделал. Да, сделал.

Но хорошо бы на прощанье громко заявить всем, всему миру:

«Да, я ухожу. Тридцать четыре — это тридцать четыре.

Я еще не слаб. Но ухожу. Прощайте!».

Однако такое заявление по-настоящему прозвучит лишь с верхней ступеньки пьедестала.

Именно оттуда, с той сверкающей высоты, он мысленно скажет всем, всем, и главное, самому себе эти простые слова.

И, может быть, тогда будет не так больно оставить Большой спорт. Оставить навсегда…

А шоссе по-прежнему, как бесконечная река плыло под ним. Асфальт, казалось, дымился и плавился. Однако ноги все так же энергично отмеривали по этой пылающей дороге одну сотню метров за другой.

Маленькая белая шапочка с большим зеленым пластиковым козырьком должна была охранять голову от солнца. Но разве может такая легкая шапочка защитить от яростных лучей?! Они прошивали ее насквозь.

Мелькнул знак: «Восемь километров».

Марченко обошел еще одного соперника.

Впереди теперь оставались четверо. Четверо, во главе со Степаном Хмелюком.

И тут Марченко вдруг увидел…

Хмелюк уже не был лидером. Его окружили, захлестнули в «петлю». Три скорохода — двое французов и мексиканец Мигуэль Медраса — плотно «обложили» со всех сторон Хмелюка. Один оказался перед ним, двое — с боков.

Хмелюк очутился в плену. Эти трое теперь диктовали ему свою волю, свой темп. Они командовали парадом.

И вырваться из такой «петли» совсем непросто. Очень даже непросто. Конечно, Хмелюк может замедлить ход и дать всем троим, всей «петле», уйти вперед. А потом догнать их и обойти. Но — попробуй… Отстать-то отстанешь, а догонишь ли?…

… А рвануться вперед, уйти из кольца Хмелюк не мог. Впереди загораживал ему дорогу Кендуль. А обойти этого крепыша-француза мешают двое других, справа и слева.

Да, «петля»…

Марченко еще немного нажал и пристроился сзади к этой группе.

Теперь их было пятеро: Хмелюк, окруженный со всех сторон тремя иноземцами, и чуть сзади — Марченко.

Так они и шли.

Темп был неплохой: он не давал остальным, отставшим достать пятерку лидеров. И все-таки этот темп был чуточку ниже того, каким должен был идти Хмелюк.

Чуточку послабее — в этом был весь секрет.

И Марченко сразу понял замысел соперников.

Все они знали: Хмелюк — претендент номер один. Основной конкурент в борьбе за золото. Главное — сдержать Хмелюка, не дать ему оторваться. И так, в «петле», повести его до восемнадцатого или даже девятнадцатого километра. А там — совершить рывок.