Поединок с самим собой - [34]

— Понимаешь, Юлий… Григорий Денисович, значит, не говорил тебе… Впрочем, он старается от всех это скрыть. Упрямый… — Она задумалась, покачала головой. — Его часто терзают боли. Такие сильные — он почти теряет сознание. А операция избавит от болей!

«Но без гарантии», — подумал Юла. Однако промолчал.

Теперь он вдруг увидел то, чего раньше не замечал. Иногда во время зарядки Григорий Денисович внезапно останавливался, закусив губу. И по лбу у него рассыпались мелкие зернышки пота. А однажды он так побледнел, даже качнулся. Но тотчас оправился и, перехватив тревожный взгляд Юлы, пошутил: вот, мол, нехорошо, еще подумают — выпил с утра пораньше. А утром только самые пропащие алкоголики пьют!

А Юла и поверил! Вот балда-то! Значит, Григорий Денисович бегал с ним, прыгал, а самого мучили боли? И хоть бы слово!.. Да, с характером дядя!

А теперь вот — операция. Седьмая операция!.. И без гарантии…

И кроме того, это была «группа № 2». Когда-то Юла и Венька, размышляя о жизни, решили, что все случаи в жизни можно разбить на две группы: первую — где можно что-то сделать, как-то сопротивляться, бороться, и вторую — где все совершается помимо тебя и ты бессилен повлиять на ход событий.

Вот в эту вторую группу, очень печальную, попадала и операция Григория Денисовича.

Юла теперь часто задумывался: как бы помочь Григорию Денисовичу? И снова и снова убеждался — никак.

И все же… В конце концов Юла придумал. А что?! Он поедет в больницу. И поговорит с хирургом. И расскажет ему, какой он, Григорий Денисович. И тогда-то уж хирург превзойдет себя и сделает операцию блестяще.

Правда, Юла понимал, что хирурга, наверно, преследуют родственники всех больных, которым предстоит операция. Но в том-то и штука: одно дело — родственники, а другое — он, Юла, человек посторонний. Он объективен. Ему хирург должен поверить.

От Марии Степановны Юла знал, что операция назначена на среду, оперирует хирург Алиханянц. Во вторник Юла поехал в больницу. Помещалась она тут же, на Васильевском, в конце Большого проспекта.

В больницах Юла никогда не был. И полагал, что пройти к хирургу нетрудно. Оказалось, он ошибался. В проходной Юлу остановила вахтерша, огромная тетка с мужским голосом.

— Нынче, хлопец, день не впускной.

— Но мне очень нужно! — взмолился Юла. — Очень важное дело.

— Тута у всех важные дела. Тута больница — не танцулька, — философски заметила вахтерша. — А день нынче — не впускной.

Как Юла ни уговаривал — все впустую.

Пришлось прибегнуть к хитрости. Уловка была простенькая, всем мальчишкам известная, совсем наивная. Юла в третьем классе такие штучки практиковал. Но авось и теперь выручит… Он подошел к окну в дежурке, посмотрел на улицу и вдруг испуганно вскрикнул:

— Ой!

— Чего там? — встрепенулась вахтерша и кинулась к окну.

Только это Юле и требовалось. Он метнулся к дверям и, когда вахтерша обернулась, Юла уже мчался по больничному двору.

В хирургическом отделении, на вешалке, Юле выдали халат. Юла надел его, как пиджак, полами вперед, но халат почему-то вздулся огромным пузырем.

— Э-эх! — усмехнулся гардеробщик. — Задом наперед напялил!

Юла быстренько переодел халат, и гардеробщик завязал ему тесемочки на спине.

Теперь надо было разыскать Алиханянца.

Оказалось, это тоже непросто. Алиханянц был прямо- таки неуловим. Куда Юла ни совался, везде отвечали: был, но ушел, или: скоро будет, или: не знаем где.

Юла совсем замотался и растерялся. Когда в очередном кабинете — это была ординаторская — ему сказали «скоро будет», он сел в коридоре у двери и решил: «Все. Хватит бегать. Буду ждать».

Прошло и полчаса, и час. Хирург не появлялся. Юла снова сунул голову в ординаторскую. «Скоро будет», — спокойно сказала сестра. Так же хладнокровно она говорила «скоро будет» и час назад.

Юла сидел и волновался. Ждать всегда тяжело. А Юла к тому же баялся: не прогнали бы. Еще пристанет какой-нибудь врач: «Ты почему здесь?» День-то не впускной.

Хирург Алиханянц наконец появился. Оказалось, это не он, а она. Молоденькая, худенькая, черноволосая. С большими грустными, тоже черными глазами. Совсем не таким представлял себе Юла хирурга.

Алиханянц села, жестом пригласила и Юлу сесть.

— Слушаю, — сказала она.

Юла заторопился. Сбивчиво стал он говорить, что вот завтра она оперирует Григория Денисовича, и какой удивительный человек этот Григорий Денисович, и что он уже перенес шесть операций. А завтра — седьмая.

Хирург слушала не перебивая.

И про Саида рассказал Юла, и про пулю на столе у Григория Денисовича, и про «волшебный совет».

Алиханянц слушала, упершись в Юлу своими огромными грустными глазами. Слушала и изредка кивала.

— Я вас очень прошу, — сказал Юла. — Вы уж постарайтесь. Сделайте операцию получше. Я ему не сын, не брат. Я просто сосед. И вы мне должны верить. Это такой человек!.. Если б вы знали…

Он умолк, и Алиханянц молчала. Словно ждала, что еще скажет Юла.

— Видишь ли, — наконец сказала она. — По-человечески я тебя очень понимаю. Но и ты пойми: хирург — это хирург. У него на столе лежит то хулиган, получивший рану в пьяной драке, то прославленный артист. Хирург любого должен оперировать как можно лучше. Любого! Понял?