Поединок с абвером - [46]

Григорьев, волнуясь за жизнь Зины и положение «Сокола», скрывая свою заинтересованность, предложил «Добровольному»:

— Постарайтесь изучить ситуацию в целом и выяснить причины ареста Каминской: в чем, собственно, ее обвиняют? Отдельно проверьте достоверность слухов о намерении фашистов взять за нее выкуп. Возможно, таким путем мы сможем освободить из тюрьмы и нашего товарища. Считайте это задание очень важным, обязательным и срочным!

Григорьев, договорившись о времени и месте следующей встречи с «Добровольным», поспешил покинуть Банска-Бистрицу.

Ночью арестованную, как всегда, из камеры повели на допрос. Но на этот раз конвоиры повели ее не в кабинет следователя, а в темную шахту тюремного двора. Там втолкнули в машину. Взревев мотором, автомобиль помчался ночным городом.

«Конец!» — подумала разведчица, сожалея, что во время задержания не воспользовалась оружием. Все произошло так неожиданно… «Будут издеваться или расстреляют где-нибудь за городом? — наплывали мысли. — Почему не в тюрьме? А может, хотят испытать еще какой-нибудь изощренный метод допроса? Ну что ж, напрасные усилия. Советские разведчики умирают молча и стоя!»

Время, как показалось Зине, тянулось медленно. Ласточками летели воспоминания о тяжелом сиротском детстве, юности, которая протекала в коммуне имени Дзержинского под Харьковом, о нелегкой, но по-своему счастливой и веселой студенческой жизни во время обучения в институте иностранных языков, куда ее послал комсомол, о друзьях-чекистах, вместе с которыми мужала и закалялась как разведчица… Хотела представить лица родных, но не смогла: ей не было и пяти лет, когда они умерли от тифа. Знала из документов: родилась в городе Новоград-Волынском от матери-польки и отца-украинца, которые работали на железной дороге…

Машина резко затормозила, Зина больно ударилась головой о холодную металлическую стенку. Один из конвоиров открыл дверцу, сердито, но негромко приказал:

— Выходи!

Город остался далеко позади. Рядом раскачивались от ветра голые ветви деревьев. Откуда-то издалека донеслась захлебывающаяся очередь пулемета. «Кто это? Ведут бой партизаны или фашистские каратели чинят кровавую расправу?» — подумала Зина.

Тюремная машина вдруг фыркнула, стрельнула газом и, рванувшись с места, растаяла во тьме.

Разведчица почувствовала прикосновение к плечу чьей-то руки. Неизвестный тихо поздоровался на словацком языке, затем предложил надеть пальто и прошептал:

— Идите за мной!..

Утром Зину привели в домик, расположенный в Селце, недалеко от Банска-Бистрицы. В уютной комнате приятно пахло свежим хлебом, на стенах поблескивали керамические декоративные украшения. Хозяйка, старая словачка, поздоровавшись, пригласила в спальню. Разведчица не могла понять, что происходит.

— Какое счастье! Вы свободны. Вот, покушайте и отдыхайте, — приветливо проговорила женщина. — Отсюда вас отведут к пану Морскому.

— Я не знаю никакого Морского, — сердито и удивленно ответила Зина. «Провокация, хитрая провокация», — подумала она, и в сердце болью отозвалась тревога.

Хозяйка разговор не поддержала, завернула на деревянной кровати край одеяла.

— Ложитесь, поспите. Вам надо хотя бы немного отдохнуть.

Покоряясь спокойному, приятному голосу, Зина легла и укрылась теплым одеялом. Тело болело от недавних побоев, перед глазами стояли жуткие картины допросов. И вот, будто во сне, вместо камеры — светлая комната, вместо грязных нар — чистая постель. Что это означает?

Однако усталость взяла свое. Сон был тревожным. Снился бесконечно длинный коридор тюрьмы. Она бежала по нему, а за ней гулко стучали коваными сапогами охранники. «Морско-о-о-о-ой!» — орали они. И сразу же на этот крик сами собой открывались двери камер, и Зина видела окровавленных, измученных пытками узников…

Когда проснулась, в окнах синело.

— Вы спали целые сутки и стонали на весь дом, — сказала хозяйка. — Поешьте кнедличков, и надо идти к пану Морскому, вас ждут…

Зина прислушалась: в соседней комнате двое мужчин разговаривали на словацком языке.

— Я не знаю никакого Морского, — снова решительно возразила разведчица.

— Может, вы не знаете и чернобородого пана офицера-гардиста, с которым танцевали в ресторане? — лукаво взглянула на нее хозяйка.

Зина задумалась: что, если это и правда свобода и она снова увидит того, кто ей так нужен, кто уже вошел в ее наполненную опасностью жизнь и мечты?! А если провокация? Они могли узнать о встрече с Григорьевым в ресторане…

— Надо идти. Как только стемнеет — двинетесь, — сказала хозяйка, и ласковая материнская улыбка засветилась на ее лице.

— Я никуда не пойду, — решительно ответила разведчица. — Если эти люди, — она указала на дверь, — на самом деле от офицера, с которым я танцевала, пусть в подтверждение этого принесут шарф, который был на нем тогда в ресторане.

Хозяйка вышла в соседнюю комнату, долго о чем-то говорила с мужчинами. Затем они встали и вышли. За ними мягко стукнула дверь.

Когда на третье утро Зина проснулась, первое, что она увидела, был шарф. Тот самый, который запомнился; огненно-красный, он будто горел на спинке ее кровати. А из комнаты долетали уже знакомые и на этот раз, как ей показалось, веселые голоса словаков…