Поединок с абвером - [38]

— Здесь яд, — продолжала Анна. — По приказу полковника из гестапо Братиславы я должна была отравить вас…

Она долго плакала, вероятно мысленно проклиная себя за ту минутную слабость, которой поддалась, сказав врагу «да», хотя могла сказать «нет». Сказать и гордо умереть.

— Я знаю, что поступила подло, дав согласие на такое страшное преступление. — Анна сжала пальцами горло. — Но, поверьте, я согласилась на такой шаг, чтобы воспользоваться единственным шансом и вырваться из фашистских когтей, выйти на свободу. Только так я могла спасти жизнь себе и вам. Ведь полиция могла бы поручить отравить или убить вас кому-нибудь другому… Теперь делайте со мной что хотите, но умоляю: пусть мое чистосердечное признание останется тайной, иначе оборвется жизнь самого дорогого мне человека… — И женщина снова горько заплакала.

Сбитые с толку неожиданным поворотом дела, разведчики какое-то время не могли найти нужной линии поведения.

— Ну что же, — нарушив молчание, обратился к Анне Морской. — Мне остается только поблагодарить вас за чистосердечие и заверить, что мы сохраним в тайне ваш поступок. Сделаем все, чтобы спасти жизнь вам и вашему мужу. А теперь расскажите, пожалуйста, подробнее о себе и обо всем, что связано с заданием полиции безопасности.

Женщина вытерла заплаканные глаза и начала рассказывать…

ОСОБАЯ ПРИМЕТА

Комиссар отряда Григорьев в юные годы был воспитанником 59-го кавалерийского полка 44-й кавдивизии. Окончил школу младших командиров, служил взводным в бригаде корпуса охраны Дальневосточной железной дороги, а затем работал в контрразведывательных органах Красной Армии. Поэтому как чекист имел немалый опыт и, кроме того, отличную память. Теперь эта память не давала ему покоя: где раньше он видел партизана Петрова? К Морскому тот перешел недавно из соединения подполковника Егорова. Может, он просто похож на кого-то из тех, с кем в свое время сводила судьба? Но с кем и где именно?..

Как-то комиссар застал Петрова на продовольственном складе. Тот сдавал продукты, заготовленные хозяйственным взводом, и как раз собирался подписывать акт. Он достал очки, долго тер их платком, потом надел и начал громко читать, что и сколько передается складу. Комиссар обратил внимание, что при этом у него шевелились уши.

И тут Григорьев вспомнил: следователь полиции в Ромнах собирается читать протокол допроса Григорьева, заподозренного в связях с большевистским подпольем. Вот он вынимает из бокового кармана пиджака очки и протирает их носовым платком. Читает медленно, любуясь своей дикцией, и уши его шевелятся…

«Да, это он, Зеленский. Как он мог очутиться здесь, в лесах Словакии? Может, просто внешнее сходство? Зеленский… Зеленский… Такая фамилия уже где-то здесь всплывала… — копался в своей памяти комиссар. — А не тот ли это агент „триста шестой“, о появлении которого в отряде давно предупреждал „Сокол“?»

О своем подозрении Григорьев рассказал Морскому и Олевскому. За Петровым стали усиленно наблюдать, проверять прошлое. Послали доверенного человека в партизанский отряд Егорова. Там ответили: был Петров. Прибыл как военнопленный после побега из концлагеря. Зарекомендовал себя неплохо. Нередко с восторгом отзывался о Морском. Даже изъявлял желание воевать вместе с ним и, как стало известно, самовольно перешел в его отряд.

По радио запросили Наркомат госбезопасности Украины. Оттуда пришел ответ: «Зеленский Петр Евдокимович один из организаторов полиции в Ромнах Сумской области. В 1943 году бежал с немцами вместе с братом Иваном, бывшим учителем, который там же работал вначале следователем, а затем начальником окружной полиции». НКГБ подтвердил его особую примету.

Петрова вызвали в штаб.

— Напишите объяснение, почему вы ушли из отряда Егорова, — предложил ему начальник штаба.

Петров заметно заволновался, обвел пристальным взглядом присутствующих — Боброва, Морского, Григорьева и Олевского, которые наблюдали за ним. Затем достал из внутреннего кармана очки, тщательно протер стекла, надел и не спеша начал писать. По предложению Олевского вслух прочел написанное. Сомнений не было: именно такого следователя полиции видел в Ромнах комиссар — внешне спокойного, франтоватого, на самом же деле изобретательного мучителя. И уши так же шевелятся, когда говорит.

— Достаточно, Зеленский! — сурово оборвал его Григорьев.

Из пальцев «Петрова» выпал карандаш, лицо побледнело. Однако он быстро овладел собой.

— Почему Зеленский? Моя фамилия Петров.

— Нет, не Петров, а Зеленский. Имя — Петр, отчество — Евдокимович. Мы с вами встречались в Ромнах. Посмотрите на меня и вспомните, как допрашивали подпольщиков с текстильной фабрики… Петровым вас окрестили в полиции безопасности. Там же вам дали и задание… Или, может, я ошибаюсь?

Петров-Зеленский, растерянно моргая, молчал. Потом нервно скомкал свое объяснение.

— Что ж, если вы все знаете, значит, моя карта бита. Расстреляете?

— Расстреляем, — подтвердил Морской. — За невинную кровь наших людей, которую проливал на Украине, за черную подлость измены, за…

Казалось, предатель воспринял слова командира спокойно. Но вдруг он будто подкошенный упал на колени.