Поединок - [6]

Гости Горцева, конечно, были знакомы с ощущениями, приносимыми почтой, ибо все они сошлись рано, молча раскуривали свои трубки и нетерпеливо посматривали на дверь и на часы. Разговор не завязывался. Все желали приезда посланного, но сколько разных причин приводили в действие единодушное желание этого небольшого собрания! Один ожидал оброка с разоренных крестьян, с отчетом приказчика, ежегодно бросаемым в печь без прочтения. Другой боялся родительских увещаний вместо звонкого прибавления, испрашиваемого к прежним милостям. Безродный и бездушный политик заботился единственно о Донне Марии Португальской или Ибрагим-Паше, еженедельно занимавших два-три часа его far-niente {ничегонеделанье (ит.)}. Молодой юнкер горел нетерпением прочитать свое производство в вожделенном "Инвалиде", чтобы немедленно надеть эполеты - эполеты, давно им припасенные, тщательно хранимые в заветной шкатулке и навещаемые иногда для поддержания духа на стезях службы и ног в стременах на манежных упражнениях. Кто готовился к иеремиевскому плачу нежной половины, оставленной в деревне; кто заранее грыз ногти, предвидя курсивное послание заимодавца. Немногие с сладкою надеждою и тихою радостью мечтали о почте, но те никому не сообщали чувств своих. Они ждали… ждали несколько тоненьких страничек, мелко исписанных в клетку миленькой ручкою, тайком, при покровительственном сиянии киотного ночника.

О, для таких писем следовало бы учредить особенную почту! Какая жалость подумать, что их взвешивают с прочими и зашивают в общий чемодан, между поздравлением с именинами старой тетки и кредитною грамотою продавца сальных свеч! Какое несчастие, что их разносят жесткие и грязные лапы почтальона!.. Непременно подам правительству проект об учреждении нового способа доставления любовных посланий и уверена, что исполнение его принесет казне больше дохода, чем все почты России вместе. По моему плану, с этих избранных писем не должно получать весовых денег, ни за холодную бумагу, ни за мертвый сургуч, но высчитывать проценты за огненные выражения страсти, за святые обеты верности. И сколько из моих знакомых к концу года нашли бы в щегольской расходной книжке: "Столько-то за признание П…у, столько-то за слово, данное Р…у, столько-то за клятву в вечной любви Б..ву!"

Не знаю, таким ли размышлениям или другим предавались гости Горцева, когда дальний звук колокольчика возвестил им желанного гонца. Но наверное знаю, что все они вскочили с своих мест, выбежали на улицу, хватали разные пакеты, передавали их из рук в руки и суетились, пока каждый не взял того, что ему следовало. Тут воцарилось молчание. Все читали. Лишь изредка тишина прерывалась восклицаниями удивления, радости или досады, но никто к ним не прислушивался. Мало-помалу все письма дочитались, все умы успокоились, начались сообщения новостей частных и официальных. В эту минуту дверь растворил Валевич, иногда посещавший вечерние беседы своих товарищей, более в звании начальника, нежели по расположению к их обществу. Но он всегда был уверен, что обрадует своим появлением, и такая уверенность побеждала его нелюдимость.

- А! Полковник… добро пожаловать - как вы меня обязали! Редкий гость - садитесь! - И хозяин светлицы засуетился.- Денщик! трубку и чаю полковнику! Ступай проворнее! - Кстати, полковник, послушайте, сколько производств, сколько перемен… Сейчас почту получили.- У кого "Инвалид"?.. А, Лосницкий, у тебя? Пожалуйста, братец, читай вслух!

Лосницкий держал "Инвалид" и пробегал его, отыскивая взором занимательные статьи, между тем как маленький юнкер чрез плечо его старался прочитать свое имя и производство.

- Господа, господа! слушайте! - закричал вдруг Лосницкий.- Вот дело не на шутку! Слушайте: "Военным судом разжалованы без выслуги, с лишением чинов и дворянства поручик И…в и корнет Б…к".

- Ах, как жаль! - сказали иные голоса.

- За что? Почему? - спросили другие.

- В "Инвалиде" более ничего не сказано.

- Как досадно! Непонятно. Жаль мне бедного поручика! Да и тот был славный малый!

- Постойте, господа,- прервал Горцев, распечатывая еще один огромный пакет,- вот ко мне пишут из Петербурга - моя кузина, старая девушка,- она знает все сплетни городские, бывалое и небывалое, бывшее и будущее, и, вспомнив, что я знаком с обоими бедняками, она, верно, расскажет мне их историю!

Все взоры с ожиданием и беспокойством устремились на Горцева. Он продолжал разбирать пространную эпистолу кузины.

- Ах! да - так точно… Вот и об этом!

- Несносные бабы! Ничего прямиком сказать не умеют: страсть у них терять даром слова и время! Да еще все по-французски, чтобы каждую немного дельную мысль разжидить целым морем водянистых фраз! La nouvelle qui fait evenement… ces pauvres jeunes gens… quelle imprudence… {История, которая всех взволновала… бедные молодые люди… какое неразумие… (фр.)} Наконец-то! Как? Что? Они дрались, оба ранены… и разжалованы за поединок!

- За поединок! - И все лица оживились, все умы откликнулись общему чувству. Обида и честь - эти два сильные победителя мужчины, которых ложное истолкование породило зверское, губительное злоупотребление,- обида и честь нашли громкий ответ в сердцах, кипящих жизнью и молодостью… Все сблизились внезапно, все окружили Горцева, все молчали, но страсти говорили в них, и, понимая один другого, все следовали побуждению беспокойного любопытства.