Поединок крысы с мечтой - [36]
Компьютерам компьютерово, но вот насчет нонконформизма что-то сомнительно. В рассказе своем фантаст, правда, решил немножко побороться с традиционным для обычной НФ жанровым каноном – подсуропил произведению максимум сленга и минимум действия и гордо оставил читателей в неведении, что же за информация скрывалась под кумполом у Джонни. Однако как только режиссер Роберт Лонго решил экранизировать «Джонни-мнемоника» и даже заманил на съемочную площадку Кину Ривза и Дольфа Лундгрена, Уилли сразу стал умненьким мальчиком. Он переписал для будущего кино свой рассказ, добавил потасовок, свел до минимума невнятицу и на десерт подпустил социальности. В отличие от читателя, зритель «Джонни-мнемоника» оповещен о том, какие сведения таились в Джонниной черепушке: рецепт приготовления вакцины от опасной болезни, каковой зловредные фармакологические корпорации тщательно прячут – дабы как можно больше нажиться на страдающем человечестве. Понятно, что в картине финал несколько другой, чем в рассказе, – Джонни, его пассия и дельфин (чья склонность к ЛСД теперь приглушена) дарят информацию о вакцине людям.
Впрочем, если верить комментарию журнала «Если», фильм Роберта Лонго триумфально провалился в прокате – несмотря на Кину Ривза, несмотря на все конъюнктурные гибсоновские переделки.
И поделом. Нечего валить с больной головы на здоровую.
1995
Там, где правит медный таз
Питер Филлипс. Сон – дело святое. Журнал «Если»
В перечне традиционных демократических свобод находится место и законному праву человека на личное безумие. Неприкосновенность головы сохраняется Конституцией. Мозг – точно такая же частная собственность, как и особняк, на который оформлена купчая; никому не позволено входить без спроса, копаться в хозяйских нейронах без разрешения или тем более пытаться расставить эти нейроны по местам. Прайвиси, понятно вам? Андестенд? Будь сеньор Карраско хоть трижды дипломированным фармацевтом, он не должен так настырно интересоваться у сеньора Кехано, для чего тот, собственно, носит на голове медный таз. Подите прочь, какое дело идальго мирному до вас? Хочет – и пусть носит, и на здоровье. Не нравится вам таз на макушке соседа – можете не смотреть.
С другой стороны, обязанности есть продолжение наших прав. Свобода одного индивида, как известно, заканчивается там, где начинается свобода другого. И если все тот же сеньор Кехано вдруг решит пустить ракету «Стингер» в окно ближайшего мукомольного комбината, патриотический долг упомянутого сеньора Карраско – наброситься на идальго с аминазиновым шприцем и не дать свершиться теракту.
Проблема, таким образом, упирается в возможности ранней (и бесконтактной) диагностики мании и в скрупулезном вычислении момента, когда невинный, вполне симпатичный бзик может перетечь в опаснейшую манию с непредсказуемыми последствиями.
Британский фантаст Питер Филлипс поставил свой диагноз четыре с половиной десятилетия назад. Из них целых четыре десятилетия данная форма безумия в нашей стране никак не проявлялась даже в виде бзика, зато в последнюю пятилетку мания стала актуальной и эволюционирует угрожающе быстрыми темпами.
Я имею в виду опасное сумасшествие в жанре фэнтази.
В забавном рассказе Филлипса ополоумевший писатель-фантаст Красвелл специализируется именно в написании фэнтази и силою своего буйного воображения начинает генерировать квазиреальность, скроенную по правилам любимого жанра. По сюжету, Красвелл весьма талантлив и к тому же искренен в стремлении создать прекрасный новый мир. Однако другому герою, репортеру Питу Парнеллу, находиться в этом мире и смешно, и противно одновременно. Литературная ценность подобных построений оказывается невелика; но и главная, эскапистская ценность всего, что создано безумным Красвеллом, проблематична. Героя-журналиста тошнит от пейзажей, похожих на театральные задники, скверно размалеванные подражателями Дали. Угнетает опереточная атрибутика – все эти заколдованные мечи-кладенцы, перстни с неразборчивыми печатками, рогатые шлемы и огнедышащие диплодоки в чешуе, как жар, горя. Скулы сводит от дурной патетики монологов, коими обильно уснащен текст: «Вот картина, способная вселить ужас даже в мое сердце! Гарор вновь жаждет боя, она выслала против нас полчища Ларков – тварей из Верхнего Мира... Они неуязвимы для обычного человека, но их можно поразить моим мечом или же твоими чарами, могучий маг Неллпар Семи Лун!» Наконец, примитивные донельзя повороты сюжета сначала еще умиляют, но потом тихо злят.
Перед нами среднепотолочный образец литературы фэнтази со всеми ее пригорками и ручейками. Питер Филлипс словно бы предчувствовал нынешнюю ситуацию на нашем книжном рынке, где авторов добротной старой сайенс-фикшн легко оттеснили создатели романов в стиле «Меч энд Магия»; место былого респектабельного стандарта в духе Кларка или Уиндема занял развесистый толкиенистский стереотип. Причем сам классик Джон Рональд Руэл Толкиен превратился для нас в окультуренный аналог того же Красвелла не по своей воле. Он заложил лишь пару камней в фундамент безумного мира, а затем уже нашлись строители и без него. В любой нормальной стране «Властелин Колец» не был фатально опасен и не нуждался в противоядии; у нас же эта невинная выдумка дала опасные метастазы – так желающие непременно заторчать отыщут наркотик в первых подвернувшихся под руку ядовитых грибочках. Литературное пространство преобразовалось в игровое, получило конкретные географические координаты. Форма подмяла под себя содержание, и безумные мальчики-девочки с картонными мечами ныне оглашают окрестные леса патетическими возгласами и труднопроизносимыми именами. Фэнтази превратилась в литературу – коллективного организатора и агитатора. Сколь долго мечи останутся картонными, а имена не обретут дополнительный актуальный смысл, сказать затруднительно. В рассказе Питера Филлипса все, к счастью, заканчивается непременным хеппи-эндом: циник Пит Парнелл преодолевает сумасшедший пафос и гасит в зародыше мировой пожар в крови. Герою удается спасти от бреда и себя, и Вселенную, и самого Красвелла. Репортер успевает как раз в тот момент, когда фантастическое безумие перестает быть личным делом фантаста и начинает негативно проявляться вовне.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Научно-фантастические произведения сборника объединены темой детства. В нем участвуют как признанные мастера советской фантастики, так и начинающие авторы.Зарубежная фантастика представлена рассказами Филипа Дика, Фрица Лейбера и Стивена Кинга.В разделе «Публицистика» помещена статья Р. Арбитмана «Сквозь призму грядущего…», исследующая тему «Детство как художественный образ» на примерах из научной фантастики.Книга рассчитана на широкий круг читателей. Составитель Виталий Тимофеевич БАБЕНКО.Рецензенты; Г.
«Эти заметки были написаны в разные годы, по разным поводам, и к тому моменту, когда удалось собрать их вместе, многое изменилось, и в фантастике, и в жизни — так что в тексты пришлось уже вносить некоторые исправления и дополнения (публицистика, даже литературная, имеет свойство быстро стареть)», — говорит о своей книге Роман Арбитман.
«Эти заметки были написаны в разные годы, по разным поводам, и к тому моменту, когда удалось собрать их вместе, многое изменилось, и в фантастике, и в жизни — так что в тексты пришлось уже вносить некоторые исправления и дополнения (публицистика, даже литературная, имеет свойство быстро стареть)», — говорит о своей книге Роман Арбитман.
Известный критик Роман Арбитман (он же автор детективов Лев Гурский) написал первый в России путеводитель по современным англоязычным сериалам. Среди них не только наиболее популярные телепроекты, но и те, что по разным причинам незаслуженно обойдены вниманием массового зрителя.
He хватайтесь, пожалуйста, за красный карандаш: в названии нет опечатки. Равно как и нет здесь издевки над словом «литература». Обычно Роман Арбитман пишет о книжках, но тут, разнообразия ради, решил написать о жизни. Получилось далеко не так весело, как обычно, но все претензии, пожалуйста, к жизни, a не к автору. Он ведь только зеркало: что видит, то и отражает. Злопыхатели, конечно, скажут, что Арбитман — зеркало кривое, и будут отчасти правы. Ну да, немного кривоватое, a что? Идеальной прямизны нет даже в Палате мер и Весов, a уж в нашей Палате № 6 нет ее и подавно.
Клайв Стейплз Льюис 1898 — 1963. Вступительная статья к романам "За пределы безмолвной планеты","Переландра". В современной Эстонии — а может быть, и в современной Северной Ирландии — в эти тонкости вникать бы не стали и сочли бы всех предков Льюиса (и его самого) чужаками и оккупантами. Оккупация Ирландии англичанами совершилась в семнадцатом веке, но прошедшие столетия "этнических" ирландцев с нею не примирили. И если с точки зрения англичан Льюис был достаточно ирландцем, чтобы подшучивать над его пристрастием к спиртному и поэзии как над особенностью национальной, то с точки зрения ирландцев Льюис и ему подобные были достаточно англичанами, чтобы их ненавидеть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как превратить многотомную сагу в графический роман? Почему добро и зло в «Песне льда и огня» так часто меняются местами?Какова роль приквелов в событийных поворотах саги и зачем Мартин создал Дунка и Эгга?Откуда «произошел» Тирион Ланнистер и другие герои «Песни»?На эти и многие другие вопросы отвечают знаменитые писатели и критики, горячие поклонники знаменитой саги – Р. А. САЛЬВАТОРЕ, ДЭНИЕЛ АБРАХАМ, МАЙК КОУЛ, КЭРОЛАЙН СПЕКТОР, – чьи голоса собрал под одной обложкой ДЖЕЙМС ЛАУДЕР, известный редактор и составитель сборников фантастики и фэнтези.
В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)
«Хуберт Зайпель имеет лучший доступ к Путину, чем любой другой западный журналист» («Spiegel»). В этом одно из принципиально важных достоинств книги – она написана на основе многочисленных личных встреч, бесед, совместных поездок Владимира Путина и немецкого тележурналиста. Свою главную задачу Зайпель видел не в том, чтобы создать ещё один «авторский» портрет российского президента, а в том, чтобы максимально точно и полно донести до немецкого читателя подлинные взгляды Владимира Путина и мотивы его решений.
Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему.
В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)