Поджигатели. Мюнхенский сговор - [9]

Кропачек, как всегда, приветливо встретил Эгона. Усадив его в кресло и пододвинув к нему коробку с папиросами, директор заговорил быстро, взволнованно:

- Чем больше я думаю об этой истории, тем неприятней она мне представляется.

- Нужно ее распутать.

- Мне, старому патриоту завода, пятно на его репутации кажется непереносимым! Но пусть меня покарает господь, если я соглашусь уцепиться за первый попавшийся предлог, чтобы свалить вину на того, кто виноват не больше нас с вами.

- Штризе уже расследовал дело.

- О, я его знаю: этот тянуть не любит!

- Говорят, он уже раньше работал здесь?

Кропачек ответил не очень охотно:

- Да, он учился в Чехии. Карьеру инженера начал на моем заводе.

- Говорят, - осторожно начал Эгон, - будто он приходится вам родственником.

- Очень дальним, по жене.

Было заметно, что Кропачеку не хочется поддерживать эту тему.

- Этого вполне достаточно, чтобы вы могли ему безоговорочно доверять, заметил Эгон.

- Пауль сильно изменился, - уклончиво проговорил толстяк. - Он перестал понимать нашу жизнь.

В это самое время Штризе сидел на заводе, в застекленной клетушке механика по выпуску Фрица Каске - небольшого вертлявого человека с яркорыжей головой и измятым лицом. Каске не пользовался на заводе популярностью. Когда он появлялся, когда слышался его злобный фальцет, большинство рабочих, и далеко не одни только чехи, пренебрежительно отворачивались, не желая вступать с ним в ссору. Но чем крепче становилась на ноги судетская поросль национал-социализма, тем увереннее чувствовал себя Каске, тем громче и грубее делались его окрики.

Пауль Штризе был едва ли не единственным человеком на заводе, при виде которого Каске мгновенно умолкал. В данный момент рыжий механик почтительно стоял перед инженером и, насколько мог, внятно, стараясь скрыть сильную шепелявость, говорил:

- Даю вам слово, я сумею обвинить Купку.

- Ваш способ выводить из строя самолеты никуда не годится.

- Мне кажется... - робко начал было Каске, но Штризе оборвал его:

- Пусть вам кажется только то, что кажется мне! Нужно найти такой способ выводить из строя сданные самолеты, чтобы ничего не было заметно. Они должны разваливаться в воздухе при первом полете в чешской воинской части. Тогда каждая авария не только будет выводить из строя машину, но будет гибнуть и летчик... Поняли, Каске?

- Вполне, господин Штризе, но ведь если это будет обнаружено... В стране чрезвычайное положение...

Брови молодого инженера угрожающе сошлись.

- Уже поджали хвост?! Вы, что же, представляли себе работу для фюрера как забаву, за которую на вас будут сыпаться только награды?

- Я готов служить фюреру.

- Он требует не готовности, а службы! - строго сказал Штризе.

- Понимаю, господин Штризе!

- И заодно уже запомните: я для вас не Штризе, а господин штурмбаннфюрер! - По мере того как инженер говорил, руки Каске все послушнее вытягивались по швам. - Завтра доложите мне, что вы придумали для вывода самолетов из строя в воздухе. - Забыв, что он находится в каморке Каске, Штризе крикнул: - Все, можете убираться!

Каске послушно повернулся кругом и вышел.

Через пятнадцать минут Штризе входил в кабинет Кропачека. В прежнее время жизнерадостность Пауля всегда заражала Эгона. Теперь же он думал, что здесь, в Чехии, у Штризе появилась излишняя самоуверенность, даже развязность, которой не было в Германии. Мысленно Эгон определил это так: "Стал похож на завоевателя".

Эгон настороженно прислушивался к его голосу. У молодого инженера не было доказательств виновности Купки.

Кропачек был доволен. Разговор перешел на частные темы:

- Мне говорили, вы любите музыку, - с интересом осведомился Кропачек. Это необыкновенно кстати! Да, мы можем составить отличное трио: вы, Пауль и моя виолончель! Это будут отличные вечера... Вы должны чувствовать себя здесь, как дома. Да, да, именно так: у нас все чувствуют себя, как дома, говорю вам прямо!

Он несколько раз тряхнул руку гостя, и его усы задорно-весело топорщились, когда он смотрел на него поверх старомодных золотых очков.

- Нам по дороге, - сказал Эгон Штризе, но Кропачек удержал молодого человека.

- Ты мне нужен.

Когда Шверер ушел, Кропачек несколько раз пробежался по комнате, быстро перебирая коротенькими толстыми ножками, словно катаясь на маленьких колесиках. Так он подкатился к письменному столу, побарабанил по нему пухлыми пальчиками и, резко обернувшись к Штризе, поднял очки на лоб.

- Ты меня сильно огорчаешь! - крикнул он, но при этом тон его был почти веселым. - Да, да, именно огорчаешь! Говорю тебе прямо. Пожалуйста, не смотри на меня глазами изумленного ангела: я все заметил, решительно все... - Он понизил голос почти до шопота и таинственно проговорил: - Ты якшаешься с этим рыжим Каске. Брось! Он дрянь. Это я тебе прямо говорю, настоящая дрянь. Я его непременно выгоню с завода!

Штризе насторожился:

- Что вы против него имеете, дядя Януш?

- Где бы ни появилась эта рыжая пиявка - крик, ссоры. Да, да, ты не поверишь: он устраивает даже настоящие драки. - Кропачек угрожающе поднял свой розовый кулачок. - Пусть отправляется туда, где хотят видеть хенлейновских башибузуков. Мне они не нужны. Не нужны, это я прямо говорю.