Поджигатель - [45]

Бросив оценивающий взгляд на бумажные завалы, Ли Янь почесал затылок. Даже самое поверхностное знакомство с собранной информацией требовало не меньше недели. Когда в кабинет вошла сотрудница с новым многостраничным документом, Ли в отчаянии поднял руки:

— Хватит! Здесь больше нет места!

Девятнадцатилетняя машинистка растерянно пожала плечами:

— Куда же я это дену?

Он осмотрел помещение.

— Вон туда, под окно. Эти три кипы — тоже. На столе останется только самое срочное, то, о чем я просил доложить в первую очередь.

Кивнув, машинистка принялась перекладывать бумаги на пол.

— И смотри, чтобы они не смешались!

Когда середина стола была расчищена, Ли уселся в кресло, придвинул к себе отчет о вскрытии. Перед глазами — в который раз за этот день! — возник образ Маргарет. На память пришли обрывки их разговора: «Нет человека, который был бы как остров… должно быть, разбила зеркало… моя личная жизнь вам порядком надоела…» Опять он увидел обручальное кольцо, покрытую веснушками руку, высокую грудь под футболкой.

Ощущая нарастающее в груди раздражение, Ли Янь отложил отчет в сторону и занялся докладами криминалистов. Но ничего для него нового те не содержали. Результаты анализа крови, обнаруженной в квартире Чао Хэна, будут готовы только завтра, как и ответ на запрос, который он направил доктору Вану. Необходимость ждать вызывала чувство досады. Ли привык гордиться собственной выдержкой. Где же она? Интуиция подсказывала: сейчас он не может позволить себе педантично, слой за слоем наращивать оперативную базу, разгадка убийства напрямую зависит от темпов следствия. Однако против такого подхода бунтовало все естество детектива.

Ли заставил себя вчитаться в доклады экспертов. Единственным, что связывало все три убийства, были окурки сигарет. Беспокоило то, что Чао Хэн курил, причем именно «Мальборо». Вполне могло оказаться, что окурок возле тела в парке был оставлен самим Чао: убийца милостиво разрешил жертве сделать последнюю затяжку. В таком случае обугленный труп генетика не имел никакого отношения к двум другим смертям, а наличие одинаковых окурков объяснялось случайностью. Но в совпадения Ли Янь не верил. К тому же Чао находился под действием наркотика, его пачка «Мальборо» осталась дома. Значит, сигарету в парке он попросил у своего убийцы? И тот тоже курил «Мальборо»? В высшей степени сомнительно.

Ли нервно забарабанил по столу пальцами. Мысль о пассивном ожидании завтрашнего дня показалась ему дикой.

Стопки бумаг под окном продолжали расти. Через открытую дверь Ли видел, что поток приглашенных на беседу не иссякает. Рука его протянулась к справке кадровиков министерства сельского хозяйства. В толстой подборке листов обнаружилась интересная деталь. Чао Хэн был рожден в 1948-м, за год до провозглашения КНР, в городе Наньчан, провинция Цзянси. Отец его преподавал английскую литературу, мать занимала высокий пост в городском комитете партии. Восемнадцатилетним парнем (Ли тогда едва успел появиться на свет) Чао прибыл в Пекин, чтобы стать студентом сельскохозяйственного университета. Страну захлестывали волны «культурной революции». Два года спустя студенты-хунвейбины рассмотрели в однокурснике ревизиониста. Последствия такого приговора Ли Яню были известны. Выявленный «отступник» подвергался физическим оскорблениям, его «прорабатывали» на многочасовых собраниях, сутками не давали спать. Для подростков и молодежи это было время абсолютной вседозволенности, которая снимала оковы цивилизации и предоставляла свободу наиболее низменным поползновениям человеческой души. В конце концов, хунвейбины очищали страну от классового врага, от тех, кто с оголтелым упрямством цеплялся за «четыре старых». Школьники избивали своих учителей, надевали им на головы шутовские колпаки, ставили на колени. Учившийся в то время в начальной школе Ли Янь видел такое собственными глазами. Лет пять спустя безумства толпы пошли на убыль. Вызвать ненависть «красных охранников», подумал Ли, могли интеллигентные манеры Чао Хэна, его повышенное внимание к какому-нибудь однокашнику. Все закончилось тем, что юношу отправили на перевоспитание в деревню.

Далее в справке был пробел: о месте ссылки не говорилось ни слова. Около года Чао Хэн пребывал неизвестно где. По воле невероятно счастливого стечения обстоятельств либо благодаря связям матери он вдруг оказался в США, где поступил на первый курс университета штата Висконсин. Закончив его в 1972-м по специальности «Генетическая микробиология», Чао на год остался в аспирантуре. Затем молодому ученому предложили грант и возможность заняться исследованиями в институте Томпсона при Корнелльском университете. На родину он возвратился только в 1980-м — чтобы начать чтение лекций в том самом учебном заведении, из которого его двенадцатью годами ранее с позором изгнали хунвейбины.

Вскоре после этого Чао Хэн женился, но брак был недолгим. Три года спустя он вновь стал холостяком, успев, однако, дать жизнь дочери. Что, недоумевал Ли Янь, заставило Чао вступить в этот брак? Ведь с точки зрения сексуальных предпочтений супружеская постель должна была оказаться для него ложем пыток. Не явился ли подобный шаг попыткой скрыть собственные наклонности?