Поджига - [5]

Петруха взял у матери ключи и в выходной день, они проникли в непривычно тихий зал. Зашли в сушилку, где между выдвижных стоек, Сема наконец предъявил своё изделие. Он пару раз бабахнул, демонстрируя боевые свойства огнестрела. Звук от выстрелов напоминал резкие удары бича, пули глубоко ушли в деревянную стенку, Сема попытался их выковырять, но махнул рукой, да так и оставил компромат.

— Ну, убедился, работает как часы. Договаривайся с покупателями, а там посмотрим.

Петруха заворожено глядел на ствол:

— Сема, дай пальнуть!

— Нефиг патроны зря жечь. У купцов проси пострелять, деньги вперёд, а там шмаляйте до потери пульса.

Встречу решили организовать следующим образом: Сема с наганом будет ждать за фабрикой кухней на летней площадке перед эстрадой. Петруха, по предварительной договорённости, встретится с покупателями в зале, выведет на встречу, где можно посмотреть и опробовать ствол. Затем полный расчет и разбежались. Эх, знал бы Сема и непутёвый его одноклассник, как повернутся события и как трагически изменится судьба каждого в тот тёплый летний вечер 1970 года. В назначенный день, Петруха нервно куря, выскочил на улицу и кликнул бродившего поблизости от входа Сему:

— Ух, появились, бухАют! Иди на место я скоро их приведу.

— Замётано!

Официант держался уверенно, боясь проявить слабость. Сема глубине души нервничал, побаивался, да, наверно и Петруха тоже — не каждый день продаёшь оружие, ведь в криминальной подоплёке, никто не сомневался — взрослые уже.

Перед эстрадой стояли массивные скамейки с отлитыми из чугуна ножками. Сиденья состояли из крашенных деревянных брусков, расположенных на небольшом расстоянии друг от друга, классический образец садово-парковых изделий периода соцреализма. Сема отлично помнил, как расположился на одной и потягивал сигарету. Зачем он взял с собой второй ствол, объяснить трудно, обычно пишут наитие, предчувствие. Вообще-то мог взять и два, и три — сейчас уже стёрлось из памяти, сколько единиц огнестрела изготовил Сергей Иванович в далёкой юности, но при желании мог вооружиться основательно. Изделие было завёрнуто в газету и просто лежало в авоське, чувствительно оттягивая руку. Второй ствол холодил спину за брючным ремнём. Показался Петруха с двумя амбалами. Мужики выглядели обычными гражданами, однако незаметно проверялись и постреливали глазами на редких, в это время, посетителей парка. Поздоровались не представляясь.

— Отойдём, что ли? — Уверенно предложил один, плечистый, светловолосый человек лет тридцати. Властные глаза, уверенный тон, выдавали в нём старшего. Они прошли за летнюю эстраду, где был пятачок земли, использовавшийся посетителями в качестве туалета на свежем воздухе. В своё время, когда нужда требовала, сюда заглядывал и Сема. Это специфическое место, вполне годилось для сделки.

— Давай волыну! — Старший потянулся к свёртку. — Клещ проверь.

Второй покупатель, с ярким погонялом Клещ и развязанными манерами блатного, уверенно покрутил в руках самоделку. Взвёл курок, щёлкнул.

— И за эту пукалку три куска? Ты чё, братишка, с дуба рухнул? Не, ты смотри, Апостол, это же мелкашка, фуфел. Я думал «Макарку» подгонит.

Тут вмешался Петруха, уверенно заявив, что предупреждал покупателей о происхождении оружия и его свойствах. А Сема тогда заволновался, ведь усомнились в его способностях:

— Слышь, кореш, эта пукалка человека завалить может. Не нравится — не бери.

— Я тебе, баклан, не кореш. Ладно, давай маслину.

— Чего?

— Патрон давай, говорю, чем палить-то?!

Сема достал коробку, извлёк боезапас и передал недовольному покупателю. Тот покрутил патрон в руках, открыл, наконец, дверцу барабана. Корявым жёлтым от никотина пальцем, с вытатуированным перстнем, перечёркнутым крестом, запихал туда смертельный цилиндрик. Серега напрягся, он мысленно попенял жадному Петрухе за взвинченный на сто рублей ценник. Опасный ствол находился в руках чужого человека, вот что сейчас важно!

— Не мандражируй, лихой человек барыгу зазря не обидит.

Клещ повернулся, ища место куда пальнуть, и выбрал подгнивший забор, отсекавший территорию садика от заднего двора фабрики-кухни. Щёлк — осечка. Клещ вновь нажал на спусковой крючок. Третья попытка не увенчалась успехом.

— Я же говорил фуфло! Давай другой патрон! — и вновь сухой щелчок поставил под сомнение техническую исправность нагана, — Пацаны, не пашет ваш самопал, коряво смандячили.

Тут опять влез настырный и глупый Петруха:

— У тебя самого, мужик, руки корявые, мы его на днях отстреливали, всё было пучком!

Клещ поднял тяжёлый взгляд на Сашку:

— Мужик?! Ты чего сявка, учить меня вздумал, — прилив агрессии был неожиданным, — а если я на тебе пукалку испытаю, слабо, халдей грёбанный? Так и сделаем…

Апостол напрягся:

— Клещ не кипишуй, — он потянулся к нагану, — ну-ка, дай сюда игрушку.

Но вспыльчивого подельника понесло, он повернул капризную самоделку на остолбеневшего Петруху. Злобно ухмыляясь, мол, опять попусту, нажал на спусковой крючок. Раздался хлёсткий удар бича — оружие проявило свою боевую мощь. Сашка схватился за грудь и удивлённо посмотрел на Клеща. Затем энергично отпрыгнул в сторону, сделал пару шагов и завалился на траву. По тому, как он падал, Сема понял, пуля убила несостоявшегося дельца. Оторопевший уркаган, сверкая бешеными глазами, повёл ствол на Семанина. Волна ужаса и гнева пронеслась в голове. Подобные состояния в будущем не раз навещали Сергея Ивановича, подталкивая его к непредсказуемым поступкам. Выброс адреналина, помноженный на инстинкт самосохранения, метнул руку за спину. Сема выхватил второй ствол. Успел зафиксировать оружие и прицелиться в растерявшегося Клеща. Кто раньше?! Палец рванул курок — бах, свинцовая пуля врезалась в глаз бандита. Клещ рухнул, тут и гадать не надо: второй выстрел — вторая смерть! Оставшиеся в живых буравили друг друга яростными взглядами. Апостол выглядел не сколько испуганным, сколько обескураженным дикой выходкой подельника и непредсказуемой реакцией Семанина.