Подземный мир. Нижние этажи цивилизации - [45]
Я колесил по всему городу, отслеживая даже мельчайшие моменты биографии этого человека. Прошел по улице, где, как мне рассказали, у него когда-то была сварочная мастерская; гулял по его родному району Бей-Ридж и расспрашивал владельца магазина сладостей, куда REVS будто бы ходил ребенком. Получил наводку, по которой он работал на строительстве мостов, и обзвонил профсоюзы металлургов. Обратился за помощью к офицеру Стиву Мона, который возглавлял дружину по борьбе с вандализмом и почти десять лет выслеживал его.
Мона не смог мне помочь, да и никто не смог. Фотограф, который двадцать лет следил за творчеством REVS, посоветовал мне прекратить поиски: «Вы себя с ума сведете. Это не человек — фантом». В конечном счете я сдался, приняв как данность, что REVS останется в тени. Я уверял себя: неразумно ожидать, что человек, создающий свои произведения в темноте, вдруг выйдет из-за кулис и представится мне. Оставался единственный способ что-то узнать об этом писателе — спуститься под землю и прочитать его дневник.
Душным летним вечером мы с Расселом стояли на платформе метро и ждали, когда уедет поезд, а последний пассажир исчезнет за турникетом. Затем мы быстро прошли к краю платформы, перешагнули через калитку со знаком «Вход и пересечение путей запрещены» и отправились в темноту. Воздух был затхлым и тяжелым, в туннеле раздавался плеск воды, падавшей с потолка. Мы прошли совсем немного и увидели его подпись. Когда глаза привыкли к темноте, разглядели и теги — R-E-V-S, — нанесенные вертикально на металлические балки, разделяющие пути скорых и пригородных поездов. На противоположной стороне мы обнаружили страницу дневника. Выцветшая, покрытая металлической пылью надпись выглядела так, словно находилась на этой стене не одну сотню лет. То был рассказ о двух братьях из района REVS, Крисе и Дэнни, с которыми он слушал группу KISS и смотрел передачу «Субботний вечер в прямом эфире». Не то чтобы захватывающая история. И всё же тогда, во тьме туннелей, глубоко под городом, мы прочли ее на одном дыхании, будто исследователи, обнаружившие древнюю руническую поэму.
Фотография © Becki Fuller
Часто путешествия по туннелям в поисках дневника происходили спонтанно, некоторые я планировал. Я отправлялся в одиночку, с Расселом или с другими приятелями, которые уставали слушать мои рассказы о REVS и хотели уже лично взглянуть на дневник. Стив и прочие городские исследователи утверждали, что, гуляя по туннелям, обретают спокойствие. Меня же сразу после того, как я покидал платформу, охватывала тревога, и спокойствие приходило только при достижении следующей. Изгибы туннеля пугали меня потому еще, что поезд часто было слышно лишь на подходе. Выводили из себя и тесные проходы, ведущие в никуда: они были размечены белыми и красными полосами, и райтеры называли их «кровь и кости». Я нервничал, когда шел дождь: звон падающих капель сливался с сигналом о приближении поезда. При виде камеры видеонаблюдения, направленной на вход в туннель, меня охватывал ужас, и я со всех ног мчался обратно на платформу. (Стив, наоборот, полагал, что если камера где-то и висит, то этот участок как раз не мониторят, — но я его теории не доверял.) Были и иные факторы: третий рельс, крысы, риск быть пойманным обходчиком путей, наличие хозяйственных поездов, окрашенных в черный и желтый, что передвигались без расписания и могли в любой момент возникнуть без предупреждения, как призраки, из-за угла. Но при каждой вылазке в подземелье, на половине пути между платформами, в самом темном уголке туннеля я обнаруживал страницу из дневника REVS, и каждый раз я благоговел, вчитываясь в текст и пытаясь найти детали жизни автора.
Я обожал этот дневник. Я аккуратно переписывал текст увиденных мною страниц, а также тех, что сфотографировали другие исследователи. Я узнал, что в детстве REVS был уличным заводилой в Бей-Ридж («Каждый чертов день стикбол, вифлбол, ступбол, об стенку, футбол, скалли, "короли", скейтборд, казаки-разбойники, прыжки с крыши на крышу или карабканье по пожарным лестницам — ни дня без приключений»[68]), дрался со своим отцом-алкоголиком («Несколько раз его привозили домой копы или скорая, даже однажды валялся на тротуаре»), но как-то раз увидел вагон метро, полностью разрисованный свежим граффити («Я в шоке — впервые такой увидал и реально не забуду! Всю ночь думал — до сих пор не знаю кто автор но кто бы ни был уважуха порадовал!»). Как и все, кто переехал в Нью-Йорк, я испытывал мнимую ностальгию по городу, которого уже не было, по обожаемому мной Нью-Йорку из фильмов и книг, исчезнувшему прежде, чем я появился здесь. Дневник REVS был артефактом того Нью-Йорка, который мы потеряли, — длинной, бескомпромиссной поэмой в стиле панк-рок о былых временах.
Но что меня поражало больше всего, что озадачивало, — так это где именно REVS писал свой дневник. Однажды, во время вылазки под Бруклином, я на четвереньках осматривал нишу запасного выхода. Мое лицо было измазано металлической пылью, футболка промокла от пота, растянулась и обвисла. Вдруг я заметил страницу дневника на противоположной стене. Короткая запись о райтере старшего поколения по имени ENO, который был своего рода сенсеем для REVS в период его становления как граффитиста. Бетонную стену освещал кружок света от лампы, закрепленной над путями: некоторые райтеры также поставили здесь свои теги, чтобы их было видно из проезжающих поездов. Но не REVS. Он поместил страницу на несколько футов ниже освещенного участка, в темноте, где ее почти невозможно было разглядеть. Как если бы поэт записывал сонеты невидимыми чернилами или композитор сочинял симфонии на дозвуковой частоте. Я недоумевал: зачем создавать произведение искусства в укромном месте, в самой темной части города, где почти никто не сможет его увидеть?
