Подземелья Лондона - [37]

Вскоре Сент-Ив уехал в Эдинбургский университет. Они писали друг другу от случая к случаю, а когда тяга к странствиям увлекала Лэнгдона в глухие уголки планеты, что происходило довольно часто, он напрочь исчезал из жизни Элис. Спустя какое-то время она обнаружила, что за нею ухаживает человек по имени Бенсон Уинн, унаследовавший поместье и доход в Эбби-Вуд. Уинн был приятно весел и красив, с завидным тенором — участник не менее трех хоров. Элис уже исполнилось двадцать четыре года — груза лет она не чувствовала, но и желания оставаться одной, как ее тетя Агата, которая была совершенно и счастливо самодостаточна, не испытывала.

Однако как-то раз в послеобеденное время Сент-Ив, нагруженный сетями и большими банками для образцов, возвращаясь то ли из Эдинбурга, то ли из очередного путешествия, без предупреждения постучался в двери ее дома в Пламстеде. Лэнгдон разыскивал в окрестных заболоченных прудах молодых гребневидных тритонов, которых намеревался изучить, а через месяц, ко времени метаморфоза, вернуть в естественные условия, и нуждался в компании. Элис обожала тритонов, особенно гребневидных, которых держала дома еще девочкой.

С корзинкой для пикника они отправились на Пламстедские болота к пруду, который Элис хорошо знала, изловили там четыре экзотического вида особи, а также массу улиток и головастиков, чтобы их кормить. Вдвоем они наблюдали, как тритоны снуют среди водорослей в отведенных им стеклянных контейнерах. Вечер был теплым и безмятежно тихим — голоса птиц и легкий ветер, что-то шепчущий в ветвях деревьев, являлись частью этой тишины, — и Элис, решив, что условия подходят как нельзя лучше, поцеловала Лэнгдона потрясающе смелым поцелуем. Обоим это так понравилось, что потребовало повторений. На следующий день Элис принесла извинения мистеру Уинну. Все и в самом деле сложилось превосходным образом — благодаря объектам естественнонаучных исследований, то есть тритонам.

Поезд дернулся и затих, Сент-Ивы в компании Хасбро спустились на платформу и тут же увидели пробиравшихся к ним Табби и Гилберта Фробишеров, которые выглядели счастливыми и безмятежно раскормленными. На черном атласе двубортного смокинга Гилберта сверкали серебряные пуговицы размером в полкроны. Табби, мало заботившийся о моде, надел коричневый фланелевый пиджак и клетчатые брюки очень просторного кроя. Вместе Табби и его дядюшка потянули бы на весах далеко за тридцать стоунов[19], но выглядели они бодрыми, приветливыми и готовыми с радостью отколошматить хоть самого черта.

На руке Гилберта повисла светловолосая женщина лет тридцати, удивительно миниатюрная и пышущая здоровьем. На ней красовалась шляпка с чем-то вроде небольшой вороны, прикрепленной сбоку булавкой невероятной длины. На конце булавки светился шар из полированного янтаря. Птица, полураскрывшая крылья, выглядела готовой взлететь. Шляпа казалась невероятно эксцентричной, но Элис подумала о том, что и ее собственный головной убор декорирован искусственной весенней мухой.

— Позвольте представить вам мисс Сесилию Бракен, — сказал им Гилберт. — Сисси, это мои давние и добрые друзья, Лэнгдон Сент-Ив, его жена Элис и неподражаемый Хасбро, именно так друзья зовут его.

Мисс Бракен сделала книксен, словно школьница.

— Очарована, мистер Неподражаемый, — сказала она Хасбро, после одарила Сент-Ива взглядом на удивление сладострастным — прямо-таки положила глаз, а затем быстро зыркнула в сторону Элис, смерив ее с головы до ног.

Табби, как заметила Элис, глядел в сторону, и в его манере среди прочего сквозили подозрение, отвращение и нетерпение.

— Сесилия… встретила моего дядю на Ямайке, — сообщил он. — Это было настоящее чудо…

— В самом деле чудо! — перебив племянника, воскликнул Гилберт, обращаясь к Сент-Иву. — Я, кажется, уже рассказывал вам о моей мисс Бракен — сразу после нашего приключения с гигантским осьминогом…

— Любовь вашей юности, насколько я помню?.. Я про мисс Бракен. Вы ее отыскали?

— Она скончалась несколько лет назад, увы… Но Сисси — дочь этой прекрасной женщины, мисс Бракен от мисс Бракен, если угодно. Не заслуженное мной счастье! Найти ее — поразительный поворот судьбы. Родилась и выросла в Кингстоне и оставалась бы там, если бы мы с Табби не увезли ее в Лондон, — старик посмотрел на мисс Бракен с нескрываемой гордостью.

— Как вам Англия? — спросил у миниатюрной женщины Сент-Ив.

— Холоднее, чем у матроса в заднице, — ответила та и громко расхохоталась, а следом от души засмеялся и Гилберт, приобнимавший ее за плечи.

— Иисус, Мария и Иосиф, — пробормотал Табби. — Какие места ей, однако, ведомы!..

Заметив, что Элис услышала его, он шепнул: «Прошу прощения, мэм…» — впрочем, без особого раскаяния.

Мисс Бракен тем временем сурово воззрилась на Элис и сказала:

— А у вас на шляпе, мэм, — неужели это муха? Я имею в виду, искусственная муха? Ну конечно, да, — она осклабилась. — Мы рыбачим и охотимся — мы с вами, ха-ха!

Она вскинула руку и потрепала воронье крыло.

— Слышал, Табби? Рыбачат и охотятся! — воскликнул Гилберт, чрезвычайно обрадованный этой остротой.

— Мой муж, ныне, слава богу, покойный, ловил кефаль в Блуфилдсе на что-то вроде вашей мухи, только вывязанной из козьей шерсти. Черная коза, хотя и не чернее его сердца, осмелюсь заметить.