Они потягивали бренди и смотрели в окно. Хмурый ветреный день подходил к концу, пошел снег — ветер, мотавший ветки голых деревьев, припечатывал хлопья к стеклу, и они, растаяв, сбегали вниз крошечными ручейками. Старик, бог весть сколько проторчавший за билетным киоском на другой стороне улицы, заторопился домой. Его спина растворилась в густеющих сумерках. Мальчишка-газетчик подышал в сложенные ладони и, засунув руки в карманы, ушел в противоположную сторону. Жареный сыр был невыразимо вкусен — ощущение, что за окном бушует непогода, а в зале тепло и уютно, придавало ему особую прелесть. В свете фонарей было видно, как стремительно белеет земля, как снег залепляет окна — миллионы столичных окон.
Скоро появился суп: bisque de homard — клешни омара в панцире, плавающие в красно-золотом бульоне. Сент-Ивы чокнулись ложками — старая привычка — и азартно принялись за дело, потому что не ели ничего с завтрака в «Полжабы Биллсона», за которым распрощались с Табби и Гилбертом. После они заехали навестить Хасбро, который, хвала небу, походит с тростью совсем недолго.
Они ели и болтали, а вечер переходил в ночь, в камине рассыпались углями поленья, снег падал в свете фонарей, еда появлялась и исчезала. Так продолжалось до паточного пудинга с лимонной приправой.
— Я, наверное, больше никогда не буду есть, — сказала Элис, — по крайней мере, до завтрака.
Она выглядела довольной и ленивой, и ее вид вызвал у Сент-Ива улыбку.
Вместе они встали из-за стола и рука об руку пошли к лестнице, а затем поднялись к себе — «в тот самый номер». Здесь тоже горел в очаге огонь, и они немного повалялись на кровати, слушая, как потрескивают и шипят дрова. Элис напомнила, что через три дня Эдди и Клео вернутся домой от бабушки Типпетт из Скарборо. И Лэнгдон осознал, что он этого и ждет: совсем скоро вся семья соберется в их собственном доме, в Айлсфорде — вечером засядет у камина, и Элис почитает что-нибудь вслух перед сном, а потом Сент-Ив отнесет Клео в постель, потому что дочка засыпает еще до того, как окончено чтение.
Но сейчас лучше думать об этом вечере. Мягкий свет лампы едва ли позволил бы им почитать, возникни такая идея. За окном бушевала вьюга, из-под двери пробивался свет фонарей в коридоре, и снизу доносился чей-то веселый смех. Сент-Ив накрыл лампу ладонью и задул фитиль.