Подводный город - [9]

— Я хотела бы знать, что вы еще намерены предпринять?

— Найти эту дачу.

Два часа спустя Эвелина и мисс Эдит прибыли в Вилль-Давре. Маленькая американка сказала своей гувернантке:

— Моя добрая, подождите меня на вокзале!

Как ни сопротивлялась мисс Эдит, но она должна была повиноваться и стала ждать.

Под серым небом в беспорядке раскидывались дачи. Эвелина, с болезненным от усиленного внимания выражением глаз, углублялась в каждую тропинку и подолгу осматривала следы колес и шагов. Наконец, она остановилась только на двух или на трех дачах. Неподалеку старая женщина развешивала белье на протянутых веревках.

— Где живет доктор Шиллер, позвольте узнать?

— Вон, в том хорошеньком домике, с золоченой решеткой.

— Благодарю вас.

Эвелина направилась в указанном направлении и нащупала в кармане плоский револьвер, которому она передала теплоту своего тела.

Высокая стена, из-за которой едва выглядывали вершины деревьев, окружала дом. Эвелина обошла вокруг него.

Все ставни были закрыты. Среди мертвого молчания чирикал воробей.

Эвелина потянула за ручку звонка. Он громко позвонил. Никакого ответа. Она еще раз потянула за ручку. И опять звонок бесполезно прозвонил и замер. Эвелина нажала на щеколду, и оказалось, что калитка не была заперта. Слава Богу! Она вошла и стала звать в волнении, не имея силы воли дольше сдерживаться:

— Морис! Морис!

Потом она открыла ставень у ближайшего окна и увидела сквозь не занавешенные стекла огромную пустую комнату. На выступающем наружу подоконнике лежал ключ. Эвелина взяла его и попробовала вставить в дверь. Ключ пришелся. Дверь отворилась. В эту минуту за решеткой проходил почтальон.

— Скажите, пожалуйста, — крикнула ему Эвелина, — где же доктор Шиллер?

— Ключ, барышня, на окне. Если вам нужно осмотреть дачу, чтобы нанять ее, то сделайте одолжение. Хозяин уехал в Париж.

— Но я родственница доктора Шиллера… Как же он очистил квартиру, не написав мне ни слова?

— Извините, барышня, — некогда. А доктор Шиллер уехал сегодня утром с тремя своими друзьями, и аккуратно расплатился. Деньги передал соседям, которые живут на своей собственной даче. А багажа большого у доктора Шиллера не было.

Почтальон торопливо пошел дальше, а Эвелина вошла в дом. Она осмотрела две нижние комнаты. Никого не было. Но ей показалось, что она услышала глухой металлический скрип в третьем этаже. Она взбежала туда по винтовой лестнице и увидела в гробообразной комнате, которая могла бы служить мастерской для художника, колоссального идола, в то же время похожего на шкаф с полураскрытыми дверцами.

Шкаф, имевший человеческую форму, увенчивала железная голова женщины в старонемецком чепце, тоже из железа. Слышался мерный ход часового механизма. Эта страшная железная женщина без рук, но с полураскрытыми полами плаща, которые постепенно сходились, эта гигантская кукла, эта непонятная, страшная игрушка ужаснула Эвелину. Все же она приблизилась к ней, и — между двумя железными половинками плаща она увидела связанного по рукам и ногам и с заткнутым ртом Мориса, поставленного стоймя, но еще важнее, — она увидела, что две половинки были снабжены изнутри длинными, толстыми стальными гвоздями и под тяжестью двух гирь медленно закрывались. Эвелина бросилась раскрывать их. Но было бесполезно. Слабые руки ее не могли справиться с пудовыми тяжестями. Она кричала, плакала, звала на помощь.

Глаза Мориса конвульсивно выпячивались и смотрели на нее каким-то бесконечным взглядом.

Развязать Мориса она не могла. Он был скручен ремнями, и с ней не было даже перочинного ножа. К тому же, отверстие было так уже узко, что Морис не мог выбраться из объятий железной женщины. Едва могла только Эвелина сама просунуть руку и вытянуть изо рта пленника кляп. Морис внезапно заговорил страшным голосом, который она не узнала:

— Скорее!.. Гвозди уже начинают колоть… С левой стороны железной женщины рукоятка… ближе к полу… поверните ее… скорее… от себя!

Эвелина увидала рукоятку, какой бывают снабжены маркизы у окон… Она повернула рукоятку, и гири поднялись, а дверцы раскрылись… Эвелина протянула руки к Морису.

— Отстегните пряжки, — скомандовал он, — вот так!

Она расстегнула ремни, и Морис был свободен. Но он едва мог ступать и лишился чувств. Когда же он пришел в себя, он пустился прежде всего бежать, полный инстинктивного страха перед этим домом, перед этой страшной машиной, перед тенью доктора Шиллера…

Только в поезде к нему вернулась способность говорить, и он смог рассказать, что с ним произошло. Его захватили именно так, как предполагала маленькая американка. Все как раз так и произошло. Этот Мак Зидлей был когда-то директором ярмарочного музея древностей, как мог заключить Морис из разговоров бандитов. Ужасное орудие пытки, которое известно было под названием «железной девы», не нашло покупателя, и оно осталось на руках Мака Зидлея. Он взял его со склада и решил им воспользоваться, чтобы добиться признаний от Мориса. Может быть, «железная дева» не раз сослужила ему службу…

Мак Зидлей в особенности требовал от Мориса, как знатока криптограмм, разгадки слов в письме Бона: «Д. А. Римская дорога. II. Во время отлива. Столб сейчас же направо». Пленник клялся, что он не понимает, и тогда его заключили в пыточную машину, объявив ему торжественно, что она окончательно захлопнется в течение двенадцати часов. Он слышал, как страшные дачники укладывали свои вещи и как замер дом. Надежды на спасение не было. Поскрипывали цепи спускавшихся гирь, и он считал направленные на него гвозди. Они были разной величины. Те, которые были предназначены для глаз и для сердца, были гораздо короче, — чтобы не сразу убить, а продлить страдание.