Подводный город - [8]

— Войдите.

Три чистые пустынные комнаты, с навощенным паркетом, расположены были в один ряд.

В третьей комнате Эвелина сказала:

— Обои немного порваны.

Бледность Эвелины поразила гувернантку.

Вернувшись на площадку, маленькая американка дала крупную монету швейцару и прибавила:

— А можно играть на рояле? Мы не стесним жильцов?

— О, нет. Моя квартира внизу и там же чулан, а под вашей — сдается. Прямо против вас живет старик, наполовину глухой.

Эвелина наивно спросила, указывая на беловатые высохшие расплески на полу:

— А это он разлил молоко?

— Нет, это так, — отвечал швейцар.

Они вышли на улицу. Эвелина быстро и почти жадно осматривала стены узкого входа.

— Ну, что? — спросила гувернантка.

Эвелина отвечала, точно на экзамене:

— Морис связан, и рот у него заткнут. Он на даче близ Вилль-Давре, приблизительно в двух километрах от железнодорожного моста налево.

Мисс Эдит раскрыла рот, остановилась и почти с ужасом взглянула на воспитанницу.

— Да, они держали его в плену с половины девятого вчерашнего вечера и до семи часов сегодняшнего утра. Тогда они вынесли его на площадку, где он чуть не вырвался из их рук. Борьба продолжалась до четырех последних ступенек. Там они положили его в большой чемодан или в корзину, которую поставили на карету и увезли по направлению к Вилль-Давре.

— Эвелина, вы смеетесь надо мной!

— Сядем в этот фиакр… а теперь слушайте. Вчера вечером, после глупого припадка отчаяния, я стала обдумывать… Мне следовало бы с этого начать. На чем же я должна была строить свою гипотезу? На нескольких именах, подслушанных Морисом в кабаке, и на самом исчезновении Мориса, которое представляет собой единственный достоверный факт. Он остановился у залы «Ниль», вышел из экипажа и в залу не вошел. Почему?.. Очень просто, почему. Что должно было прежде всего озаботить его, когда он очутился перед дверями и в толпе? Узнать, где туалетная комната для борцов, чтобы ему можно было переодеться. Огромная зала, как вы видели, снабжена боковыми комнатами, из которых каждая могла служить для туалетных целей. Предположите, что он обратился к кому-нибудь, а тот нарочно ввел его в заблуждение. К кому же он мог обратиться? Естественно, к тому человеку в костюме боксера, который и нас старался запутать. Вспомните его хорошенько. По виду на кого он похож? На художника. Между именами, подслушанными Морисом в «Буфете Колоний», было одно, более отвечающее профессии живописца, чем другие: Бриэлло, то есть уменьшительное от Габриэлло. Во «Всем Париже» я нашла двух художников с именем Габриэлло. Один из них уже старик и имеет Почетного Легиона. Значит, не тот. А другой — Габриэлло Жироли, улица Коленкур. Я туда отправилась, и фотография, которую я там увидела, вполне подтвердила мое предположение. Кроме того, под зеленым покрывалом я нашла новый костюм боксера… То был он. Итак, гипотеза моя оказалась верной. Мне оставалось только руководствоваться ею. Но куда же мог он завлечь Мориса? Конечно, куда-нибудь поближе к зале «Ниль»: Морис далеко за ним не пошел бы. Там вблизи два дома. Один — частный особняк с величественным швейцаром, а другой — низенький и вульгарный домишка. Вечером его легко принять за флигель или пристройку к зале «Ниль». Только туда могли увести Мориса. Осмотр антресолей был только предлогом с моей стороны. Что я увидела на ступеньках? Свежие царапины от каблуков. По всей лестнице шла одна и та же зигзагообразная полоска. Но на площадке она представляла собой спутанный рисунок… В третьей же комнате на обоях ногтями сделаны четыре узких перпендикулярных разрыва. Там Морис провел ночь, связанный по рукам и ногам, а оцарапал стену, когда отбивался. Швейцар, конечно, сообщник! Утром вытащили Мориса на площадку. Он на секунду освободился, разбил окно и разлил молоко, которое висело на крюке у соседних дверей. Но соседи глухие. На последних ступеньках уже нет царапин: его понесли на руках. В узком же проходе, на стенах, я увидела свежие горизонтальные царапины от коробки. Потому я и думаю, что его положили в коробку или корзинку. Произошло это после шести с половиной утра, уже когда молоко бывает принесено поставщиками, иначе пятна от молока так скоро не высохли бы. Очевидно, Жироли был уже около Мориса рано утром.

— А Вилль-Давре?

— Взгляните, что я нашла у этого художника — железнодорожный билет, обратный и неиспользованный, из Вилль-Давре, и конверт, адресованный Габриэлло Жироли с припиской от доктора Шиллера, Вилль-Давре. Этот Шиллер обыскивал Мориса в свое время. Вызванный этим письмом, Жироли поехал в поезде в Вилль-Давре — третьего дня, чтобы смастерить дело, — а вернулся на автомобиле или в карете с Шиллером, который, наверное, главный атаман шайки.

— Но как же вы, Эвелина, могли узнать, где находится дача?

— Хотя доктор живет в Вилль-Давре, но письмо опущено было в Севре, как указывает почтовое клеймо. Мы с вами когда-то прогуливались в тех местах. Я пришла к заключению, что этот Шиллер живет в самом конце Вилль-Давре, поближе к Севру, иначе он опустил бы письмо в Вилль-Давре.

— Но, Эвелина, вы какая-то удивительная!

— Все это ни больше, ни меньше, как шарада… Но если б вы знали, мисс Эдит!