Подводный фронт - [17]

Первой опробовала новый метод стрельбы все та же «Д-3».

Она вышла в море 22 сентября. Для оказания помощи капитан-лейтенанту Константинову в поход снова пошел комдив Колышкин. Результат двадцатипятисуточного патрулирования у вражеских берегов превзошел все ожидания: четыре атаки произвели подводники и успешно торпедировали четыре цели — танкер и три транспорта. При этом три атаки были произведены торпедными залпами.

Успех «Д-3» был по-особому показательным на фоне другой подводной лодки — «Щ-422», которой командовал капитан-лейтенант А. К. Малышев. Этой лодке, действовавшей на фашистских коммуникациях одновременно с «Д-3», еще больше везло на встречи с врагом. Шесть раз выходила в атаку «щука», шесть раз выпускала по одной торпеде. Пять раз результатом был обидный промах. И только в ходе последней атаки, когда Малышев, рискуя людьми и лодкой, вывел «Щ-422» на предельно малую дистанцию к цели и выстрелил одной торпедой буквально в упор, она все-таки поразила врага.

После этого преимущества нового метода торпедных стрельб для всех стали совершенно очевидными. Его освоили на всех лодках и стали активно использовать. Успешность атак благодаря этому существенно возросла.

В дальнейшем опыт торпедных стрельб с временными интервалами был распространен и на другие флоты. Подводники Балтики и Черного моря также с успехом применяли его в своей боевой практике, потопив с его помощью немало кораблей и судов противника.

Большие дела «малюток»

Осень в Заполярье — сезон штормов. Суровая северная стихия в эту пору строго испытывает и моряков, и их корабли. Вот и в октябрьские дни 1941 года море разыгралось не на шутку. Жгучий ветер взбугрил огромные водяные валы, которые буквально захлестывали лодки, выходящие на позиции. Экипажу одной из них приходилось особенно тяжело. «С-102», а речь идет именно о ней, только что прибыла на Север с Балтики, и это было ее первое знакомство с норовистым характером Баренцева моря. Люди с трудом переносили жестокую болтанку, и командир «эски» капитан-лейтенант Л. И. Городничий решился даже запросить командование: нельзя ли на время укрыться от шторма у полуострова Рыбачий?

Надо было как-то поддержать моральный дух экипажа, быть может, даже подзадорить его. Мы с Головко держали совет по этому поводу, прикидывали различные варианты ответа.

И вдруг командующий предложил:

— Дадим радиограмму с таким текстом: «Малютки» тоже находятся в море». И все будет ясно.

Да, в это же самое время, в этом же самом шторме выполняла свою задачу подводная лодка «М-174», и никаких запросов по поводу непогоды с нее не поступало.

«Малютки»… Это были и впрямь совсем небольшого размера корабли. Всего-то сорок с небольшим метров в длину да три с половиной в ширину. Всего две торпеды на вооружении да маленькая пушка — сорокапятимиллиметровка. Всего два десятка матросских душ в тесном корпусе. У командира на лодке нет даже собственной каюты — только маломерная койка во втором отсеке.

Многие до войны не верили в боевые возможности этих лодок, тем более в наших заполярных условиях. Крошечными, хрупкими выглядели они среди волн Баренцева моря, на фоне высоких гранитных скал. Но «малютки» опровергли все сомнения. С первых дней войны образовался своего рода «малюточный» конвейер — все шесть имевшихся в бригаде лодок типа М поочередно, без каких-либо затяжных перерывов выходили на позиции на девять-одиннадцать суток. Сами лодки показали неплохие мореходные качества — легкие, увертливые, они, как оказалось, прекрасно чувствовали себя и на длинной океанской волне, и в каменных теснинах фьордов. Но главное, что делало крохотные «малютки» сильными и грозными для врага, — это, конечно, люди — терпеливые и отчаянные, веселые и волевые… Это был, пожалуй, самый молодой и сплоченный дивизион в бригаде.

Командовал им опытный малюточник капитан 2 ранга Н. И. Морозов, которого я знал еще по совместной службе на Ханко. Подводники звали его меж собой «малюточным дедом» или просто «дедом-морозом». Почему? Многие на Севере считали, что, мол, причиной тому «солидный» возраст комдива. Но какой же это возраст, какой же «дед» в 37 лет? Нет, дело тут было в другом. Веселое прозвище пришло вместе с Николаем Ивановичем с Балтики. Там ему как-то было поручено необычное задание: организовать перевозку на грузовом пароходе из Ораниенбаума на Ханко жен и детей под водников. Морозов, который сам детства не видел и с десяти лет познал изнурительный труд в пекарне одного из нижегородских купцов, очень любил ребятню и в течение всего похода развлекал детишек как мог: представал перед ними то Петрушкой, то Гулливером, то Дедом-Морозом… С легкой детской руки он им и остался навсегда. В нем и на самом деле было что-то от доброго и лукавого Деда-Мороза. Это всегда проглядывало в комдиве, даже в суровые военные будни. Самые серьезные вещи он ухитрялся делать с шуткой, в самых трудных ситуациях не терял оптимизма.

Отлично дополнял своего комдива военком старший политрук М. Е. Кабанов. Фронт деятельности у него был по-особому большой. Михаилу Ефимовичу приходилось, как шутили в дивизионе, работать за семерых — за себя и за шестерых военкомов лодок. Дело в том, что на «малютках» по штату политработники не полагались. Кабанову действительно приходилось трудиться с большим напряжением, для того чтобы обеспечить постоянное, целеустремленное ведение партийно-политической работы в каждом экипаже. И надо сказать, это ему удавалось. Кабанов был из тех, кто каким-то непостижимым образом ухитрялся поспевать везде. «Секрет» такого умения был, впрочем, весьма прост: сумел военком вместе с командиром дивизиона подобрать хороший, надежный партийный и комсомольский актив, продуманно расставить людей, определить конкретные задачи, четко проинструктировать. Через них, своих активистов, Кабанов и обеспечивал постоянное политическое влияние па экипажи, даже когда сам не имел возможности находиться на той или иной лодке.