Подводный ас Третьего рейха - [43]

Гитлер очень внимательно выслушал своего собеседника и кивнул:

— Благодарю за откровенность, капитан. Заверяю вас, что сделаю все, что в моих силах, для вас и ваших коллег. На ленч вы остаетесь со мной.

С этими словами он быстро покинул помещение, а Путкамер проводил Кречмера в обеденный зал. Там уже находилась дюжина адъютантов и незнакомые Кречмеру гражданские лица. Все они терпеливо стояли за спинками своих стульев, ожидая, пока Гитлер первым займет место. Капитану показали его почетное место — по правую руку от фюрера. Гитлер быстро вошел и сел. Стол был круглым, поэтому создавалось впечатление, что все присутствующие в одинаковом положении: никто не сидит во главе стола или в его конце. Кречмер впервые был приглашен к столу в рейхсканцелярии. Его несколько удивило, что в меню отсутствовало мясо. Но что было значительно неприятнее — к столу не подавались алкогольные напитки и не разрешалось курить.

За столом прислуживали здоровенные эсэсовцы, которые всем своим видом давали понять, что оказывают Кречмеру любезность, принося пищу. По крайней мере, такое впечатление создалось у самого Кречмера. Застольная беседа касалась главным образом прибытия из Москвы Молотова. Один из адъютантов доложил, что, когда русские на границе пересели в немецкий поезд, что являлось вынужденной мерой ввиду различия в размерах железнодорожной колеи, они отказались от предложенной им пищи и ели только то, что захватили с собой.

— Неглупо, хотя и немного театрально, — пожал плечами Гитлер.

Затем другой адъютант сообщил, что русские привезли с собой своих женщин. Он сказал, что, судя по слухам, члены делегации опасались, что от немецких женщин в постели можно ожидать предательского удара. А поскольку русские считали нецивилизованным спать в одиночестве, они захватили своих подружек.

— Они хорошенькие? — поинтересовался Гитлер. Но адъютант, увлекшийся пересказом сплетен, не услышал вопроса. — Они красивые? — повысил голос фюрер.

— Я не видел, мой фюрер, — нервно выпалил адъютант, — но сегодня же выясню этот вопрос.

— Сделай это до прибытия Молотова, — распорядился Гитлер, — я хочу подразнить его с какой-нибудь из моих красоток.

После завершения трапезы Гитлер встал. Пожал Кречмеру руку и пожелал успешной охоты в море. Он быстро вышел из комнаты, а Путкамер и еще один адъютант, с которым Кречмер был знаком еще до войны, пригласили капитана выпить кофе с бренди и выкурить по сигарете в соседней комнате. Когда они курили и болтали, в комнату вошел Гитлер. Сам он не курил и не употреблял спиртного, но терпел эти пороки в кругу приближенных. Штабисты тут же вскочили, а Кречмер, немного растерявшись, остался сидеть. Гитлер прошел через комнату, кивнул и вышел через другую дверь. И только тогда Кречмер в полной мере осознал, что не выкрикнул, как остальные, обязательное «Мой фюрер!». В этом не было никакого политического подтекста, просто он слегка расслабился и упустил из виду общепринятую форму обращения.

В тот же вечер за Кречмером в отель снова пришла машина, доставившая его в оперу, где давали «Тангейзера». Его проводили в ложу, в которую, кроме Гитлера, допускались только члены иностранных правительственных делегаций, прибывающие в рейхсканцелярию. В тот вечер в переполненной цветами ложе капитан сидел один.

Для возвращения в Лориент Кречмеру был предоставлен один из самолетов эскадрильи фюрера. Первым делом он отправился в Киль повидать старых друзей и забрать кое-какие личные вещи, затем прибыл в Лориент. В общей сложности он отсутствовал четыре дня. Пора было готовиться к новому выходу в море.

Спустя неделю Прин, Шепке и Кречмер снова отправились в маленькую деревушку, расположившуюся в нескольких милях от Лориента. Там немецкие офицеры облюбовали ресторан, в котором, по их мнению, подавали самое лучшее угощение на всем Атлантическом побережье. Они собирались отметить награждение Кречмера.

Со времени их совместной учебы многое изменилось. Все трое возмужали, пережили много опасностей. Прина любили некоторые его офицеры, зато терпеть не мог экипаж, причем поголовно весь. Он был настоящим фанатиком войны и нацизма, всегда открыто глумился над менее опытными и смелыми офицерами, был излишне строг и требователен к экипажу. Когда его лодка возвращалась на базу после боевого похода, он никогда не давал экипажу шанса отдохнуть, позволить свежему деревенскому воздуху убрать серый налет, прочно поселившийся на лицах матросов. Он заставлял людей снова и снова тренироваться, выполнять всевозможные раздражающе-монотонные упражнения, в то время как сам всегда сходил на берег немедленно после прибытия и никогда не появлялся на лодке вплоть до нового выхода в море.

Шепке был по-прежнему шумным и говорливым, но теперь в его обычной веселости появилась нервная нотка. Его смех звучал слишком громко и слишком часто. В море он достиг таких же успехов, как его товарищи, однако нельзя было не заметить ряд весьма любопытных деталей. Когда он докладывал о потоплении вражеского судна, оно всегда превышало 10 ООО тонн. Причем он никогда не сообщал названия торпедированных им судов. В штабе считали, что в своем стремлении не отстать от друзей-соперников, Шепке слегка приукрашивает факты, причем вскоре сам начинает в них верить и гордиться. Тоннаж потопленных судов каждого из тройки асов уже перевалил за 200 ООО тонн.