Подводные камни - [5]

То, что он увидел, заставило вскрикнуть и его: Прасковья склонилась над Татьяной, лежащей на диване в неестественной, скрюченной позе. Ее руки, раскинутые в разные стороны, были бледны, как и лицо, выражавшее муку — именно муку. Павел Ильич щупал ее пульс.

— Господи, да что же это делается-то? — причитала Проша. — Жива?

— Открыть окно, быстро открыть окно! — прокричал Павел Ильич. — Беги за Александром Матвеичем, скажи, что я очень прошу его прибыть как можно скорее. Андрей! Андрей!

Андрей не отзывался. «Должно быть, нет его», — решил отец.

Александр Матвеевич, старый военный врач, был товарищем Павла Ильича по академии, он жил недалеко, в том же переулке, во флигеле. Момент до его прихода показался Павлу Ильичу вечностью: он растирал руки дочери, склонялся над ее грудью, силясь расслышать дыхание. Он был настолько сражен произошедшим, что вздрогнул, когда в комнату вбежал Александр Матвеевич, взъерошенный, в наспех наброшенном тулупе, с чемоданчиком в руках.

— Дышит, слава Богу, дышит, — заключил врач. — А ну, посвети! Тут так темно, что ничего не вижу.

Прасковья засуетилась и зажгла свечи в канделябре.

— Смотрите! — воскликнул Павел Ильич и показал пальцем на шею дочери. — Что это такое?

На шее были видны синие пятна с синевато-красной окантовкой. Сама Татьяна была настолько бледна, что будто жизнь сомневалась, стоит ли в ней оставаться, и вот-вот покинула бы ее, если бы не врач. Александр Матвеевич уложил Татьяну на диван ровно, осторожно придерживая голову.

— Господи, — крестилась Проша. — Не иначе как перста Диавола! Чур, меня, грешницу! Прости нас, грешных, Господи! Ваше благородие, да что это?

— Ее душили, это синяки. Дайте воды, быстро дайте воды!

— Воды! — добавил шепотом Павел Ильич. — Что, что с моей доченькой? Да скажите же вы, в конце концов!

— Удушье, обыкновенное удушье.

Проша принесла воды и небольшое полотенце. Александр Матвеевич смочил губы Татьяны водой, похлопал по щекам — почти сразу из ее груди вырвался глубокий вдох, она закашлялась.

— Лежи, не вставай, тебе надо лежать, золотце! Тебе надо как следует прийти в себя.

Таня повиновалась. Павел Ильич стоял за спиной и нервно тер лицо руками — от волнения он вдруг забыл, что он врач, неплохой врач, и сам не раз оказывал помощь в таких ситуациях. Но здесь — он, темнота, его собственная дочь, гнетущее ощущение неуверенности и собственного бессилия, сводящее на нет все знания, навыки и опыт.

— Выйдем, — кивнул Александр Матвеевич отцу Тани.

Прасковья захлопотала вокруг, достала откуда-то простыни и большое ватное одеяло и принялась застилать диван, чтобы уложить Таню поудобнее.

— Что произошло? — строго спросил Александр Матвеевич.

— Не знаю, честно не знаю, — подавляя в себе тревогу и излишнее волнение, ответил Павел Ильич, — я вернулся часов в шесть, наверное, между делом отправил Прошу искать потерявшийся фонарь, да вот, нашла ее, сама перепугалась до смерти. Пока вас, любезнейший друг, ждал, сам передумал столько всего! Что могло случиться и сам ума не приложу.

Проша на минуту выскочила из комнаты.

— Ты ничего не слышала? Что тут было?

— Ой, ваше благородие, я легла вчера рано, как только стемнело. Андрюша куда-то спешно уехал, кажется, к Велицким…

При упоминании Велицких Павел Ильич нахмурился.

— Значит, снова он за свое, веселился, значит. Так, что дальше?

— И слышу я сквозь сон, — принялась вспоминать Прасковья, спотыкаясь на каждом слове. — Слышу, как кто-то прокричал на улице, вернулся, значит, Андрей. Потом будто бы Таня вышла его встречать, как обычно. Ах, ваше благородие, если бы я ослушалась и тоже вышла посмотреть, что там! Ах, ваше благородие!

Проша всхлипнула, но быстро взяла себя в руки и уголком шерстяного платка вытерла набежавшие слезы.

— И что, больше ты ничего не слыхивала? Уснула, значит?

— Ну, почему же не слыхивала? Слыхивала, — Прасковья приоткрыла дверь в комнату, Татьяна мирно спала. — Слыхивала, как Таня говорила кому-то, должно быть извозчику, сюда, сюда, несите сюда. Я подумала, что Андрею снова нехорошо, что ему помогают дойти до крыльца.

Александр Матвеевич строго взглянул на Павла Ильича: от этого взгляда тот сделал шаг назад и как-то съежился.

— Картина мне ясна, уважаемые. Извозчик решил воспользоваться ситуацией, тем, что Андрей не может заступиться за сестру и решил обесчестить ее, вероятно, для этого и стал душить, повалил, — спокойно заключил Александр Матвеевич. — Решил, что дитя беззащитное совсем.

Павел Ильич схватился за сердце.

— Но, надо заметить, план свой он так в исполнение не привел, — Александр Матвеевич только сейчас внимательно осмотрел себя с ног до головы в стоявшее в передней зеркало и стеснительно поправил застиранную ночную рубаху.

— Вы точно в этом уверены? — с недоверием переспросил Павел Ильич.

— Не был бы уверен, не утверждал бы, дорогой Павел Ильич, вы ведь знаете меня, — Александр Матвеевич похлопал его по плечу. — Да, этот изверг ее душил, вероятно, с изрядной силой, раз такие синяки, но самого страшного не случилось. Даже белье на ней порвал, но не до конца, остановился, что-то спугнуло его. Кстати, надо расспросить Андрея, ведь он же был рядом.