Подводные камни - [91]

— А в тебе не остались какие-нибудь неизученные черты, Родриго? Или мне стоит ждать новых сюрпризов?

— Если я и сделаю новый сюрприз, то он обязательно тебя порадует, — усмехнулся молодой мужчина и положил голову на мягкий подлокотник, отворачиваясь от своей возлюбленной.

— Пока не сотрешь ролики, меня ничто не сможет порадовать.

— Вот какое дело, значит, — засмеялся Родриго, — если б я хотел тебе навредить, то давно бы их слил в интернет. Даже бы денег не попросил у журналистов.

— А ведь ты говорил, что любишь меня. Докажи, что любишь и сотри ролики, — нервно приглаживая волосы, сказала Вероника и сжала губы.

— Боюсь, что моя любовь безответная, — ехидно отозвался убийца, — зачем тогда мне что-то доказывать, если моя любимая все равно не ответит мне взаимностью. Я уже столько сделал, чтобы доказать тебе свои чувства, а ты только о себе думаешь. Эх, обречен я на любовные страдания.

Наглость молодого мужчины взбесила Веронику, однако она проявила завидную сдержанность, не желая вступать в перебранку, и лишь сжала свои жилистые кулаки и заскрежетала зубами.

— Любви не хватает людям, Вероника, вот в чем наша беда! — притворяясь, что не замечает тихую ярость вдовы, воскликнул конспиратор и почесал живот, — вот возьмем, к примеру, тебя и Мидаса. Испытывали бы вы друг к другу настоящую любовь, я бы на этом диване не лежал сейчас. И он бы не допустил фатальной ошибки, и тебе было бы спокойнее на душе. Никто б лишний не встал между вами клином и не ушел бы Мидас на дно морское. И Оксана горя не знала бы, но и любовь бы тогда мимо нее прошла, хотя она у нее уж больно драматической получилась, со страданиями. А тебя, как мне кажется, ни боль, ни радость не могут заставить испытать искренние чувства. Может, фальшивые добродетели лучше, чем ничего. Не хватает тебе искренности, тогда делай добро напоказ, для галочки. Не от сердца, но хоть окружающим от этого будет какая-то польза. Раз не понимаешь, что хорошо, а что плохо, тогда повторяй за большинством. Оно тоже, может, не знает разницу между добром и злом, но хотя бы не будет считать тебя плохим. И с любовью то же самое. Внуши себе, что любишь кого-то, и эта иллюзия, возможно, подавит в тебе отрицательные черты, хотя бы на какое-то время. Не можешь никак быть хорошим человеком, так хоть сыграй талантливо его роль. Кто тебя осудит за то, что любишь? Осудить могут за лицемерие, но его ведь, если постараться, можно прикрыть. Ты, лапонька, прикинулась бы влюбленной в меня, я б, может, заставил себя поверить, что это правда. И тогда все бы у нас было как в хорошем кино.

— Хорошее кино, да… — откашлянулась Вероника и уставилась на пол, покачивая отрицательно головой, — …с таким сценаристом, как ты, только триллеры получаются.

— С таким продюсером, как ты, не мудрено, что не получается другое, — сострил Родриго.

— Надо же, — сипловатым голосом сказала вдова, — как ты про жизнь и про людей все знаешь. Ты-то сам как думаешь, тебя стоит жалеть? Люди несовершенны, ты тоже, значит, все одинаково заслуживают жалости, да?

— О, ты тоже начинаешь философски рассуждать, — убийца повернулся головой и осклабился, — принимаю интеллектуальный вызов. Ну как тебе сказать. Жалость — дело относительное. Нужно уметь жалеть, это как бы ремесло такое. Если не умеешь жалеть, какая тогда разница, заслуживает человек жалости или нет. А вот если все-таки умеешь это чувство испытывать, тогда тебе все равно, достоин он снисхождения или нет. Даже меня тогда бы можно было пожалеть, хотя я далеко и не образец порядочности. Мне хотя бы хватает мозгов не считать себя белым и пушистым.

— А ты прощения заслуживаешь?

— Я же тебе говорю, Вероника, что кто умеет жалеть и прощать, тот простит кого угодно, даже самого большого злодея. На то и дается эта способность, чтобы ее время от времени испытывать на деле. В боевых условиях, так сказать.

— По твоей логике тогда выходит, что и черное можно назвать белым, если тебе это выгодно. Удобная у тебя философия, Родриго, ничего не скажешь.

— Почему же удобная? Что вижу, то и говорю, лапонька. Если бы в нашем мире все были такими правильными, если бы черное всегда было черным, а белое — белым, тогда и я бы совсем по-другому смотрел на вещи. И обстоятельства бы совсем другими были. А уж раз обстоятельства сложились так, как они сложились, и философия у меня такая… оригинальная. Пока ничего не может убедить меня в том, что мои рассуждения неправильные. Даже твое неверие.

— А полицейские могут тебя переубедить? У них-то аргументы всегда найдутся.

— А у меня для них всегда найдутся контраргументы. Не так страшен черт, как его величают.

— Ты настоящего черта еще и не видал, — пробормотала Вероника и поглядела на убийцу из-под насупленных бровей.

— Зачем мне черт, если у меня есть ты, — засмеялся Родриго, — благодаря тебе у меня выработался иммунитет.

— Ты не спеши расслабляться, дорогой, — лукаво ухмыльнулась Вероника, глядя в затылок своему любовнику, — змеиный яд в малых дозах способен лечить, а в больших убивает.

— Твой яд, лапонька, для меня, как вино — опьяняет, но не убивает. Даже когда в больших количествах, — конспиратор стрельнул косым взглядом в сторону собеседницы и загадочно улыбнулся.