Подвижники и мученики науки - [29]

Этот молодой монах, погибший в возрасте тридцати четырех лет, во многом шел по стопам своего великого предшественника. Подобно Бруно, он говорил о бесконечности и вечности вселенной, о многочисленности миров, населенных живыми существами; подобно ему, он был хорошо образован, знал и богословие и философию и пользовался этими знаниями, чтобы высмеивать и громить невежество большинства служителей церкви. Ему, конечно, было далеко до оригинального ума и огненного красноречия Бруно. Но он бесспорно отличался и острой мыслью и красноречием: иначе молодежь не слушала бы его с таким интересом и даже увлечением, как об этом свидетельствуют биографы Ванини.

Ванини нередко открыто высказывал мысли, в которых прямо выступал против бога и религии. Говоря, например, о вращении небесных светил и Земли, он утверждал, что движение их происходит самопроизвольно, без помощи какой бы то ни было разумной, верховной силы. Во время казни, когда согласно обряду надо было каяться перед народом, Ванини воскликнул: «Нет ни бога, ни черта!». Это было одно из таких дерзких по тому времени признаний, на которое мог решиться только такой бесстрашный человек, как Ванини.

Однако в своих сочинениях Ванини был чрезвычайно осторожен, порой совсем неуловим: он говорил о боге так, что не очень догадливые люди считали его человеком верующим, хотя и позволяющим себе кое-какие вольности на этот счет. Так, в одном своем сочинении он на вопрос, что такое бог, отвечает следующим образом: бог наполняет пространство, не находясь в каком-либо месте; он все проходит без движения, все двигает, не двигаясь сам; его воля составляет его могущество, а его могущество составляет волю; он находится внутри всего и вне всего, над всем и по ту сторону всего, перед всем и после всего. Что это? Серьезная беседа ученого схоласта, истекающего словами там, где не хватает мыслей, или нарочитые выкрутасы, пущенные в ход, чтоб заронить в умы читателей сомнение насчет существования бога?

Этими приемами Ванини существенно отличался от Бруно, который в своих писаниях был прямодушен до конца.

Тем не менее в решительный момент, когда пришел час расплаты за исповедуемые им взгляды, когда Ванини явился перед судилищем и на место казни, он показал себя истинным борцом за свободу мысли, подлинным героем новой эпохи, достойным соратником Джордано Бруно: он признал себя безбожником и, вопреки клевете и гнусным наветам своих противников, умер мужественно, как убежденный в своей правоте мученик.

Вдумчивый читатель, наверное, спросит: неужели духовенство той эпохи было сплошь так невежественно, так глухо к завоеваниям науки, что ничего в ней, кроме ереси, богохульства и безбожия, не видело?

Нет, конечно. Не нужно забывать, что многие образованные люди XIII–XVI веков выходили из среды духовенства, имевшего и возможность и время для изучения науки и философии. Не нужно забывать, что свет подлинного знания впервые стал исходить в ту пору из монастырей, которые являлись едва ли не единственными хранилищами старинных рукописей и книг. Вспомните Альберта Великого, Рожера Бэкона. А кто такие были Джордано Бруно, Лючилио Ванини? Монахи, братья монашеских орденов.

Однако большинство верхов духовенства и крупнейшие представители католической и протестантской церквей хорошо понимали, что достижения науки противоречат их сословным интересам, связанным с судьбами дворянства и богатеев города, что наука, выступая против религиозного мировоззрения, разоблачая его ложность, тем самым подрывает господствующее положение «отцов церкви», основу их власти и могущества. Но они чувствовали, что сила науки неодолима. Поэтому-то «отцы церкви» всячески пытались «примирить» науку со «священным писанием», «обезвредить» ее, сделать ее служанкой религии, использовать ее для доказательства желанных им взглядов. Они сравнительно снисходительно относились к научным трудам, изложенным по-латыни, т. е. на непонятном для большинства населения языке, и строго преследовали авторов, писавших и печатавших свои произведения на родном языке.

Схоласты, стоявшие на страже интересов церкви, были по-своему образованными людьми, образованностью отличались и верхи церкви, начиная с некоторых епископов и кончая самим папой и его ближайшими сотрудниками — кардиналами. Многие из них были знакомы с наукой, про себя и для себя признавали ее, но, защищая свои сословные интересы и позиции, боролись с ней. Вот почему всякая новая научная идея, всякое новое открытие в науке подвергались не только гонению со стороны инквизиции, но и критике, а порой и жестокому обстрелу со стороны схоластов. Правда, бывало и так, что схоласты придерживались буквы «священного писания», опровергали выводы науки наивно, плоско, смехотворно. Но были между ними и такие, что вели свою атаку на науку хитро и умно. С ними надо было уметь считаться. Их надо было бить не рассуждениями, а бесспорными фактами, доказательствами, которые были бы основаны на точном наблюдении, на очевидном опыте.

Глава восьмая. Галилей и Спиноза

Центральным вопросом, вокруг которого в XVI и в первой половине XVII века разгорелась борьба науки и религии, был вопрос о нашей Солнечной системе.