Подвиги Шерлока Холмса - [23]

– Нет, клянусь Богом! – сказал сэр Джервас Дарлингтон. – У вас нет никаких доказательств вовсе!

Его левая рука, стремительная, как жалящая змея, выхватила карты у Холмса. Когда мой друг инстинктивно встал, закусив губы, чтобы не вскрикнуть от боли в лодыжке, сэр Джервас ударом правой ладони по шее отшвырнул его обратно на кушетку.

Вновь загремел торжествующий смех.

– Джервас! – умоляюще воскликнула мисс Бакстер, ломая руки. – Ну, пожалуйста! Не глядите так на меня! Я не хотела повредить вам!

– О нет, – сказал он с грубой ухмылкой. – Н-е-е-т! Ты пришла сюда предать меня, так? Решила заставить меня поступать по-твоему? Ты не лучше, чем тебе полагалось быть, и я скажу об этом каждому, кто меня спросит. А сейчас не путайся под ногами, черт возьми!

– Сэр Джервас, – сказал я. – Я вас уже предупредил в последний раз.

– Костоправ вмешивается, да? Я тебе…

Теперь я готов признаться, что это была скорее удача, чем расчет. Впрочем, могу добавить, что я проворнее, чем думают мои друзья. Достаточно сказать, что мисс Бакстер издала вопль.

Несмотря на боль в ноге, Шерлок Холмс вновь спрыгнул с кушетки.

– Бог мой, Уотсон! Более великолепного удара левой в подбородок и правой в голову я никогда не видел. Вы так здорово его уложили, что он десяток минут не придет в себя!

– Надеюсь, – сказал я, подув на ушибленные суставы пальцев, – что бедная мисс Бакстер не очень огорчена шумом, с которым он грохнулся на пол? К тому же мне было бы неприятно встревожить миссис Хадсон, которая идет сюда, как я слышу, с яичницей.

– Вы славный, старина Уотсон!

– Почему вы улыбаетесь, Холмс? Разве я сказал что-нибудь смешное?

– Нет, нет, упаси Бог! Однако иногда у меня возникает подозрение, что я, возможно, более поверхностный, а вы гораздо более глубокий человек, чем я обычно думаю.

– Ваше ехидство мне непонятно. Но, во всяком случае, доказательства у нас. Только вы не должны публично разоблачать сэра Джерваса Дарлингтона, иначе тем самым вы подведете и мисс Бакстер!

– Гм! Но я должен свести счеты с этим джентльменом, Уотсон! Его предложение о карьере профессионального боксера, честно говоря, меня не обидело. В своем роде это немалый комплимент. Но принять меня за сыщика из Скотленд-Ярда?! Такого оскорбления я не смогу ни забыть, ни простить.

– Холмс, я не так уж часто прошу вас об одолжении.

– Ну ладно. Пусть будет по-вашему. Мы сохраним эти карты лишь на крайний случай, если эта спящая красавица опять поведет себя плохо. А что касается мисс Бакстер…

– Я любила его! – воскликнула с горячностью девушка. – Или, во всяком случае, думала, что люблю.

– Мисс Бакстер, Уотсон будет хранить молчание так долго, как вы пожелаете. Он не должен рассказывать об этой истории до той отдаленной даты, когда вы, может быть, уже став прапрабабушкой, улыбнетесь и дадите ему разрешение. Не пройдет и пятидесяти лет, как вы забудете сэра Джерваса Дарлингтона.

– Никогда, никогда, никогда!

– О, а я уверен, – улыбнулся Шерлок Холмс. – «Сначала бросаются очертя голову, потом устают. Такова любовь». В этой французской эпиграмме больше мудрости, чем во всех произведениях Генрика Ибсена.

Загадка в Хайгейте

И среди неких незаконченных историй – история мистера Джеймса Филлимора, который, вернувшись в дом за оставленным зонтиком, не появился больше в этом мире…

Загадка Торского моста

Безусловно, мы на Бейкер-стрит привыкли получать странные телеграммы, но та, о которой пойдет речь, послужила началом дела, необычного даже в практике Шерлока Холмса.

В тот мрачный, сырой, но не слишком холодный декабрьский день мы с Холмсом встретились на прогулке возле Роджентс-парка, но обсуждали мы тогда некоторые мои личные дела, которыми я не стану обременять читателя. Когда же в четыре часа мы вернулись в нашу уютную гостиную, миссис Хадсон вместе с чаем подала телеграмму. Она была адресована Холмсу и гласила следующее:

«Вы можете вообразить мужчину, обожающего зонтик? Все мужья иррациональны. Подозреваю махинации бриллиантами. Буду вечернему чаю. Миссис Глория Кэбплеже».

Я порадовался тому, что в глубоко сидящих глазах Шерлока Холмса вспыхнул интерес.

– Что это такое, что это такое? – приговаривал он, с необычайным для него аппетитом атакуя горячие лепешки с маслом и джем. – Почтовое отделение Хайгейта, район не слишком фешенебельный, отправлено в три семнадцать… Взгляните повнимательнее, Уотсон!

К этому времени (если быть точным, то к концу декабря 1896 года) я не жил уже на Бейкер-стрит, но в тот момент приехал на несколько дней, чтобы навестить старого друга. В моих записных книжках за этот год отмечено несколько сложных дел. Из них я записал полностью лишь один случай – дело миссис Рондер, квартирантки под вуалью; но и в том деле мой друг не мог полностью реализовать свои колоссальные способности. Потому Холмс был в мрачном настроении и отчаянии. И когда я смотрел на его осунувшееся лицо, освещенное настольной лампой, я не мог не упрекать себя. Ну зачем я совался к нему со своими проблемами, когда мощному интеллекту моего друга требуются сложные, запутанные загадки?

– Возможно, конечно, – продолжал Холмс, вновь хватая телеграмму и перечитывая ее, – что в Лондоне существуют две женщины с таким странным и даже поразительным именем, как Глория Кэбплеже