Подвиг «тринадцатой» - [3]

Потом уже, когда я серьезно занялся поисками материалов о потоплении «Вильгельма Густлофа», поисками свидетелей и участников подвига, узнал, что были у меня предшественники, были все-таки вести об этом событии. Еще в мае 1960 года в «Литературной газете» выступал писатель Александр Крон с репортажем о только что состоявшейся встрече балтийцев-подводников в Кронштадте, где было сказано много хороших слов об Александре Ивановиче Маринеско, признанном тогда «подводником номер один».

Узнал я, что в 1961 году появилось еще одно свидетельство о подвиге подводника-аса. Писатель Сергей Смирнов выступил с рассказом о герое по телевидению и радио.

Но вот ведь парадокс нашей жизни! Даже после таких авторитетных выступлений ничего не изменилось: снова завеса умолчания на много лет опустилась над подвигом Маринеско и его экипажа. Почему?

Разумеется, надо было прежде всего разобраться с самой атакой, выяснить подробности ее хода, уточнить характеристику торпедированного судна, определить, что за пассажиры были на нем.

В этом, по всей видимости, могли помочь мне данные Центрального военно-морского архива, Центрального военно-морского музея и Музея ДКБФ, ну и, разумеется, свидетельства очевидцев, участников боевого похода «С-13», прежде всего самого командира подводной лодки А. И. Маринеско.

Надо ли говорить, с какой надеждой думал я о недостающих сведениях, которые, вероятно, хранятся в сокровищницах Музея Краснознаменного Балтийского флота, Центрального военно-морского музея и Центрального военно-морского архива! Немедленно написал туда обстоятельные письма с просьбой помочь.

Дни в ожидании ответа проходили изнурительно медленно. Легко понять мое нетерпение. По наивности мне казалось, что перед моими пылкими письмами должен сразу же вспыхнуть зеленый свет. Дело-то важное, даже архиважное, как представлялось мне. Но… такова уж ошибка каждого начинающего исследователя: ему всегда кажется, что самое главное, самое важное то, что делает он, чем занят и увлечен он. А жизнь есть жизнь. Видимо, у сотрудников музеев хватало дел и без моего письма.

В ожидании ответов обратился к информации из брошюры Политуправления КБФ. Присмотрелся к фамилии главного ее героя, и вдруг меня словно озарило. Вспомнился зимний вечер 1959 года в клубе Высших офицерских классов ВМФ в Ленинграде. Вспомнился тот, третий, невнятно представленный и отмолчавшийся участник встречи. Не Маренко, не Мариненко, как уловил тогда я, а Маринеско — вот это кто был!

Теперь я с особым нетерпением ждал ответов из музеев. Через несколько недель прибыло первое письмо — из Таллинна, из Музея КБФ. «Уважаемый товарищ Геманов! — писал начальник музея подполковник Владимир Иванович Гринкевич. — К сожалению, мы не имеем никаких данных о запрашиваемом Вами событии. Если Вы узнаете подробности, сообщите, пожалуйста, нам…»

Вот те на! В музее флота нет ничего о событии, и не рядовом, происшедшем на этом флоте?!

Наконец прибыл ответ из Центрального военно-морского музея.

«Уважаемый Виктор Степанович! — писал бывший в то время начальником отдела истории флота капитан 2-го ранга Павел Куприянович Азаров. — К сожалению, мы мало чем Вам можем помочь. О членах экипажа ПЛ „С-13“ у нас почти нет сведений… Мы имели связь с командиром А. И. Маринеско, когда он был жив…

Несколько адресов мы все-таки нашли, сообщаем их вам:

1. Замотин Павел Иванович — Ленинград, Васильевский остров, 8-я линия, д. 27, кв. 5.

2. Золотарев Михаил Геннадьевич — Ленинград, Перевозный переулок, д. 23/25, кв. 18.

3. Курочкин В. А. — Ленинград, ул. Радищева, д. 4/5, кв. 8.

4. Филов Н. А. — Ленинград, Васильевский остров, Средний проспект, д. 35, кв. 5…

Виктор Степанович, — писал в заключение Азаров, — если Вам удастся установить связь с другими членами экипажа этой подводной лодки, сообщите, пожалуйста…»

Итак, передо мной оказалась долгожданная ниточка. Можно написать по указанным адресам письма, попросить героев рассказать о себе, о знаменитой атаке. Но даже для меня, начинающего историка, не было секретом, что многие, очень многие фронтовики не любят писать. Тем более о себе, о своем вкладе в победу. С одной стороны, излишняя скромность, щепетильность настоящих героев в вопросах заслуг и славы; с другой — нежелание и неумение излагать на бумаге подробности событий и свои действия. Лучшее, что возможно в этом случае, понимал я, — личная встреча, разговор по душам. Надо ехать в Ленинград!

Легко сказать: надо в Ленинград. А как практически реализовать такой план? К этому времени я уже был переведен служить в редакцию флотской газеты «Страж Балтики», в которой прежде не раз выступал со статьями и корреспонденциями, стихами и заметками. Мне казалось, это даже к лучшему: поиск материалов о героизме балтийцев в годы Великой Отечественной войны — прямой долг военных газетчиков, их родное дело. Так казалось мне, начинающему журналисту. Однако недельные, месячные и перспективные планы редакции, требовавшие не столько материалов военных лет, сколько вестей об учебных буднях, постановочных и аналитических статей о нынешней жизни военных моряков, диктовали свое. Ведь корреспондентов в редакции очень мало. Все же я решился обратиться к главному редактору газеты капитану 1-го ранга Филиппу Федоровичу Камойлику. Сам бывший фронтовик, участник Великой Отечественной войны, он сразу же понял меня и одобрил мой план.