Подвиг Ширака - [2]

* * *

Тройка без особых споров распределила между собой обязанности. Крез, с титулом первого визиря (“пати-кшаятия”), занялся государственными делами, а также ведал и внешним сношением. Гистасп стал сатрапом Персии и отвечал за внутренний порядок державы Ахеменидов. А Гобрий принял на себя командование всеми вооруженными силами обширной империи.

Когда, несмотря на самые жестокие меры сатрапа Персии, слухи о разгроме Кира заполнили всю Азию, Гистасп призвал своих соправителей на совет. Подлинные властители великой Персии совещались долго, обстоятельно — положение было трудным и тяжелым. Созданная гением Кира огромная держава из многих стран и народов стала трещать по всем швам. Зашевелились придавленные персидским гнетом народы, которые узнали, что и Кир, оказывается, смертен, как самый обыкновенный простолюдин, а непобедимых персов можно бить и гнать почем зря. На них пахнуло воздухом свободы!

Совсем другим языком заговорили чужеземные правители, переменив подобострастный и заискивающий на твердый и даже, о боги, высокомерный тон. Закапризничали и местные царьки, которым Кир оставил титул и трон, но отнял всю власть и которые до этих пор сидели тихо-тихо на своих местах, не смея поднять голоса.

Рушился авторитет великой Персии.

* * *

После совещания триумвират всерьез принялся за дело. Выбор Кира доказывал необыкновенную проницательность и дальновидность этого поистине великого человека, знавшего, кому вручить судьбу своей державы в самый трудный час. Соратники Кира не растерялись в сложной обстановке, когда стоял вопрос о самом существовании империи Кира, и сумели удержать рвущиеся из рук поводья власти.

Гистасп, наводнив всю страну лазутчиками из тайной службы; беспощадно расправлялся с недовольными и паникерами. Энергичный Гобрий, оставив гарнизоны лишь в жизненно важных центрах необъятной страны — Вавилоне и Сардах, стянул все вооруженные силы в Экбатаны и, собрав их в мощный кулак, был готов отсюда, из самой сердцевины огромной империи, обрушить этот сокрушительный кулак туда, откуда могла грозить опасность. Вездесущий Крез, не зная сна и отдыха, проявляя незаурядные дипломатические способности, вел бесконечные переговоры с чужеземными правителями. Одних он увещал, других подкупал, а третьим, усомнившимся в мощи великой Персии, грозил все испепеляющим нашествием, и Гобрий в подкрепление этих угроз придвигал к границам строптивых ослушников корпуса персидской армии.

Но больше всего правители Персии страшились всеобщего восстания народов покоренных стран против персидского ига. По совету Гистапса было пущено в ход могучее и действенное оружие — слово! И вот с амвонов загремели проповеди фанатичных жрецов, на площадях и улицах городов заблистали своим красноречием ораторы, прорицали оракулы, и даже в деревнях и селениях появились витийствующие пророки, говорили они на разных языках, но об одном: страшном бедствии, надвигающемся с севера. Кочевников — темную и дикую силу — они олицетворяли со Злом, грозящим до основания разрушить мир Добра — великий оазис цивилизации, уничтожить земледельцев — носителей этого Добра, созидателей и тружеников. Нашествие кочевников будет ужасным, оно уничтожит все до основания, и на месте сметенных и стертых с лица земли городов, деревень и селений эти мерзкие степняки будут пасти свой скот.

Туманилось сознание людей, страх и ужас охватывал их перед нашествием людоедов и кровопийц, четвероруких и звероподобных, одноглазых чудищ, и... власть поработителей уцелела. Ненавистные персы все же походили на людей, а те, дикие…

Правда, то там, то здесь происходили волнения, вспыхивали бунты, но как-то робко, разрозненно, очагами, и беспощадный Гобрий, не мешкая, душил их в зародыше и топил в крови.

Из всей тройки только один Гистасп сумел оценить в полной мере могущество слова. Впоследствии именно он оказался покровителем учения Заратустры — непризнанного пророка и изгнанника.

Конец триумвирата

Когда гибель Кира стала столь очевидной, что скрывать ее было бы просто глупостью, и Камбиз из наследника престола превратился в царя царей, вельможи-правители решили предстать перед своим новым повелителем, рассказать ему о положении в царстве, о своей службе и выслушать волю молодого господина. Им было что сказать и чем похвастать перед Камбизом — каждый сделал столько, сколько под силу не всякому смертному. Переговорив между собой, они решили сгустить краски и без того далеко не радостных событий и, запугав неопытного царя-мальчишку, развязать себе руки на будущее и удержать в этих руках сладкое бремя власти. Но вот что было странно — и совесть их была чиста перед царем, и за свою деятельность они были достойны только наград и благодарности, а эти люди, умудренные опытом, прошедшие сквозь огонь и воду и не один раз смотревшие в глаза смерти, шли на свидание с царем-мальчишкой, испытывая противный липкий страх. Поведение Камбиза было непредсказуемо еще в бытность его царевичем, тем труднее было предвидеть, что он выкинет, став полновластным хозяином жизни и смерти своих подданных.

Во дворце их встретил любимец Камбиза, молодой знатный перс Прексапс, и тихим голосом сказал вельможам, что царь царей находится в своем саду, и повелел первым сановникам царства явиться туда. Крез с сочувствием посмотрел на бледного красавца Прексапса — быть любимцем такого человека, как Камбиз, дело далеко не легкое. И сам, почему-то отчаянно труся, с тоской вспомнил о благородном и незабвенном Кире.