Подвиг продолжается - [86]

— Ради бога, не изображайте следователя, который видит на три метра сквозь землю и разгадывает детали преступления, как читатель «Огонька» кроссворд. Честное слово, это искаженное представление о нашей работе. И не рассчитывайте на увлекательные погони, на кровавые схватки с приемами самбо и дзюдо, на пистолетные выстрелы. В моей практике эдаких фейерверков не было.

Романтика нашей профессии в другом: в остроте мышления, в умении анализировать. Впрочем, даже слово «романтика» может быть истолковано неверно. Точнее всего сказал Маяковский: «...Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». А мы, хотя и не поэты, но и мы перемалываем тысячи тонн черновой, неинтересной, почти механической работы ради крупицы истины.

Только поймите меня правильно. Эту «мудрость» я тоже познал не сразу. В детстве, в юности наглотался детективов, во сне и наяву видел себя проницательным, сведущим, всезнающим. «Записки следователя» Льва Романовича Шейнина были моей любимейшей книгой. И в погоне за своей мечтой поступил в Саратовский юридический. Был следователем, был помощником прокурора Тракторозаводокого района, был оперуполномоченным ОБХСС, потом старшим следователем следственного отдела Управления охраны общественного порядка. И увлекался работой, и пугался. Бывали горькие сомнения, раздумья, иной раз, не буду скрывать, казалось, что зря избрал этот трудный путь. И только с годами пришло подлинное понимание особенностей нашего труда, его важности, его коллективности, своеобразной, если хотите, красоты отлично законченного следственного дела, меры своей ответственности перед людьми вообще и перед каждым человеком, чья судьба оказывалась в моих руках.

Откровенно говоря, я очень счастлив, что не разочаровался в своей профессии. Хотя вполне могло быть иначе. И мне прямо-таки больно становится, когда я вижу, как молодежь пичкают иллюзорными фантастическими образами современных Шерлоков Холмсов...

После этого «напутствия» мы не раз беседовали с Анатолием Васильевичем, и, хотя постепенно я в общем вынужден был согласиться с его оценкой труда следователя, все же есть в этой работе что-то особое, творческое, о, чем стоит просто и без прикрас рассказать.

Почему сорвалось свидание

— Сын? У меня сын? Спасибо...

Он бережно, словно живое существо, положил трубку на рычаг. Потом посмотрел на часы: скорее в магазин, выбрать подарок, а затем — в родильный дом. Он добьется, что его пропустят...

Неожиданно в дверь постучали.

— Да, — ответил он, досадуя на задержку.

Вошла женщина. Глаза у нее были заплаканы, голос прерывался.

— Присядьте.

Он немного знал эту женщину: врач, живет в том же районе, в прокуратуру которого он недавно получил назначение.

Он попытался успокоить ее, и тогда женщина заговорила, бессвязно, сбивчиво. Он понял одно: неизвестный совершил гнусное насилие над ее девятилетней дочерью.

«Убить мало», — подумал он. Но тут же одернул себя: «Твое дело найти. Ты хотел стать следователем, ты стал им, теперь докажи, на что способен».

...Уже вызвав по телефону оперативную группу работников милиции, он вспомнил, что так и не сумел ни повидать своего сына, ни поздравить жену... Что ж, такова эта новая служба: никогда нельзя заранее планировать свое время.

Он стал звонить в больницу, где находилась девочка.

— Очень... Очень прошу вас... — повторял он на доводы врача, что девочка еще очень слаба. — Пусть только покажет место! Она не выйдет из машины. Только покажет, и я ее сразу привезу.

...Когда девочку снова увезли в больницу, уже стемнело. Милицейский газик освещал фарами заснеженный овраг. Анатолий внимательно осмотрел каждый кустик, каждый клочок земли. Ничего, за что можно было бы зацепиться.

Волков упрямо сжал зубы: «Не поймаю, брошу эту работу, пойду юрисконсультом...»

— Поехали, ребята!

* * *

— А какие стихи ты знаешь?

— Про дедушку, которого очень любили зайчишки. Он катал их на лодке...

В дверях показался врач. Он знаком показал, что свидание пора кончать...

Волков умел разговаривать с детьми. И сейчас, между прочим, он сумел узнать, что «дяденька», которому девочка вызвалась показать дорогу, был усатым, а на руке у него — татуировка: «кружок, а в нем якорек»... И рассказывал он, что в Саратове у него брат — капитан красивого парохода, на котором он обязательно покатает ее...

...Ей-богу, он никогда не думал, что в районе столько усатых. Оперативная группа доставляла их почти беспрерывно. Усатого водителя грузовика задержал автоинспектор: «Превышение скорости». Другого усача пригласили «на минутку, для опознания». Третьего попросили помочь...

Анатолий беседовал со всеми, стараясь выяснить, кто где был во время преступления, как бы невзначай брал за руку, приподнимал рукав...

Никакого просвета. Проверить всех практически невозможно, слишком много.

— Давай будем каждого показывать девочке для опознания, — предложил товарищ, руководитель опергруппы.

Волков отрицательно покачал головой.

— Почему?

— Во-первых, нельзя травмировать психику ребенка. Во-вторых, представь себе: девочка раз скажет: «Нет», второй раз, потом это ей надоест, тем более, не захочет нас огорчить, и она скажет «да». А где гарантии этого «да»? Нет, я покажу ей только одного, только настоящего преступника.