Подвиг продолжается - [128]
— Что случилось? Что?
— Ничего, — наконец-то вымолвила она. — сейчас пройдет.
— Нет, вы скажите, что произошло?! — допытывался Алексей.
— Это топор из нашего двора... Еще на днях хозяйка искала... — сорвалось с побелевших Тосиных губ.
Внезапное признание
Прощание было недолгим. Русов обошел кабинеты уголовного розыска, пожал руки всем, кого застал на месте, и отправился на вокзал. Прощай, Волгоград! Прощайте, люди, с которыми успел познакомиться в этом замечательном городе! Доведется ли встретиться?
Возможно, с кем-нибудь и сведет судьба. Но наверняка Алексей встретится с одним человеком — с Лещевой. Когда она призналась в присвоении и распродаже вещей, этого было достаточно, чтобы получить санкцию прокурора на ее арест. Однако впереди предстояла большая работа.
Преступник нередко сознается в меньшем преступлении, чтобы уйти от ответственности за более тяжкое. На это, очевидно, и рассчитывала Лещева. Однако за те пять суток, пока ее везли от Волгограда до Сыртагорска, она могла многое передумать, выдвинуть новые версии. Торопиться с выводами не следовало. Но воображение у Алексея работало настойчиво, и в голове сложилась вполне вероятная история гибели Малининой. Необъяснимым оставался лишь один факт — письмо, которое пришло из Воркуты.
Знает ли о нем Лещева? Этот вопрос мучил Алексея. А задавать его подследственной бесполезно, только насторожишь ее. Как построить допрос, чтобы она сама о нем упомянула?
И вот они снова друг против друга. Только за окном не волгоградское щедрое солнце, а сыртагорский дождь, мелкий, неуемный. Вокруг как-то серо, пасмурно. Лещева сидит на стуле, сгорбившись, посматривает на Русова искоса. Она немного похудела, осунулась, глаза стали еще больше и еще настороженнее.
Алексей принялся уточнять, когда, где, при каких обстоятельствах вещи Малининой попали в руки Лещевой. Она начала было отвечать, но сбилась, перепутала время и вдруг оглянулась, будто опасаясь, что ее могут услышать посторонние, приложила палец ко рту и полушепотом сказала:
— Не хотела подводить знакомого человека, но не могу больше, совесть мучает. Возьму грех на душу. Веркины вещи мне передал Кузьма Приходько.
«Запасный выход... — подумал Алексей, — но ничего, разберемся».
— Кто он такой?
— Это из Воркуты. Мы там жили вместе. Он встретил меня в Москве на Ярославском вокзале и как узнал, что я еду к мужу, то притащил чемодан и говорит: «Отдай Петру, он в курсе дела». Уже в поезде, далеко от Москвы, я рассмотрела, что это Веркины вещи.
— Как же они к нему попали?
— Откуда мне знать! Он еще сказал: «Хорошо с Николаем погуляли в Москве».
— С каким Николаем?
— А я-то что, спрашивала? Наверное, с тем, который с Веркой ехал. Это одна шайка-лейка: и Николай, и Приходько, и Петро.
Сначала Русову показалось, что все это очередная выдумка, в которой нет ни капли правды, и что Приходько — лицо вымышленное. Но стоило связаться с Воркутой, как сразу выяснилось, что Кузьма Остапович Приходько действительно живет в городе, работает на шахте, хорошо знает Лещеву и в прошлом году, в начале сентября, ездил в Москву, в командировку. Воркутинская милиция подробно допросила Приходько. Он показал, что шестого сентября, будучи в Москве, встретил Лещеву на Ярославском вокзале. Но никакого чемодана ей не передавал, а только помог ей перенести вещи через Комсомольскую площадь на Казанский вокзал.
Алексей вчитывался в протокол допроса Приходько и чувствовал, что тут завязан какой-то новый узел и без Приходько его не распутать. Но ему повезло. Приходько, командированный в один из городков, дорога к которому вела через Сыртагорск, сам зашел в горотдел. Высокий, тучный, с толстыми щеками и маленькими заплывшими глазками, он заговорил нараспев мягким тенорком, который так не соответствовал его массивной фигуре:
— Меня уже допрашивали, и я все рассказал. Но вот решил зайти, поскольку случай представился.
— Очень хорошо: ведь Лещева-то другое показывает. Придется провести очную ставку, — пояснил Алексей.
На очной ставке Приходько повторил свои показания. Лещева, разыграв возмущение, напустилась на него:
— Ты что врешь! Запутать хочешь?! Ты же подошел ко мне, когда я стояла у камеры хранения. У тебя же был в руках коричневый чемодан, и ты отдал его мне, когда узнал, что я к Петру еду!
— Что ты, Анна! Что ты! Никакого у меня чемодана не было. Вспомни: ты получала вещи у первого окна, а я сдал свой баульчик в последнем окне и шел оттуда. Тут мы и встретились, поздоровались. Ты получила, хорошо помню, хозяйственную сумку, перевязанную скрученным бинтом, и два чемодана. Один черный, потертый, а другой новый, коричневый со светлыми металлическими угольниками.
— Врешь! Все врешь! Это твой чемодан!
— Лещева! Имейте выдержку, — строго предупредил Алексей.
— Что ты, что ты! Неужели забыла, Анна, — продолжал Приходько. — Ты еще хотела носильщика взять, а я говорю: «Давай помогу». И понес оба чемодана на Казанский, а ты шла с сумкой.
— Вы подтверждаете эти показания, Лещева?
— Ни в коем случае! Ни за что! Он все врет! Вы не смотрите, что он тихоня. Он такой, все может, из бывших. Сидел за кражу и теперь тень наводит...
