Подвиг - [46]

Дверь приоткрылась. «Мне можно? – спросила Софья Дмитриевна тонким голосом. – Какие у вас тут секреты? – немного жеманно продолжала она, беспокойно перебегая глазами с сына на мужа. – Мне разве нельзя знать?» – «Да нет, все о том же – о братьях Пти», – ответил Мартын. «А он, между прочим, во вторник отбывает», – произнес дядя Генрих и сунул зубочистку в жилетный карман. «Как, уже?» – протянула Софья Дмитриевна. «Да, уже, уже, уже, уже», – с несвойственным ему раздражением сказал сын и вышел из комнаты. «Он без дела свихнется», – заметил дядя Генрих, комментируя грохот двери.

XLIV

Когда Мартын вошел в надоевший сад гостиницы, он увидел Юрия Тимофеевича, стоящего у теннисной площадки, на которой шла довольно живая игра между двумя юношами. «Смотрите – козлами скачут, – сказал Грузинов, – а вот у нас был кузнец, вот он действительно здорово жарил в лапту, – за каланчу лупнет или за речку – очень просто. Пустить бы его сюда, как бы он разбил этих молодчиков». – «В теннисе другие правила», – заметил Мартын. «Он бы им без всяких правил наклал», – спокойно возразил Грузинов. Последовало молчание. Хлопали мячи. Мартын прищурился. «У блондина довольно классный драйв». – «Комик», – сказал Грузинов и потрепал его по плечу. Меж тем подошла Валентина Львовна, плавно покачивая бедрами, а потом завидела двух знакомых барышень-англичанок и поплыла к ним, осторожно улыбаясь. «Юрий Тимофеич, – сказал Мартын, – у меня к вам разговор. Это важно и секретно». – «Сделайте одолжение. Я – гроб-могила». Мартын нерешительно огляделся. «Я не знаю…» – начал он. «Дык пойдемте ко мне», – предложил Грузинов.

В номере было тесно, темновато, и сильно пахло духами Валентины Львовны. Грузинов растворил окно, на один миг он был как большая темная птица, раскинутая на золотом фоне, и затем все вспыхнуло, солнце, разбежавшись по полу, остановилось у двери, которую бесшумно затворил за собой Мартын. «Кажется, беспорядок, не взыщите, – сказал Грузинов, косясь на двуспальную постель, смятую полуденной сиестой. – Садитесь в кресло, голубчик. Очень сладкие яблочки. Угощайтесь». – «Я, собственно говоря, – приступил Мартын, – вот о чем хотел с вами поговорить: у меня есть приятель, этот приятель собирается нелегально перейти из Латвии в Россию…» – «Вот это возьмите, с румянцем», – вставил Грузинов. «Я все думаю, – продолжал Мартын, – удастся ли ему это? Предположим, он отлично знает местность по карте, – но ведь этого недостаточно, – ведь повсюду пограничники, разведка, шпионы. Я хотел попросить вас – ну, что ли, разъяснить». Грузинов, облокотясь на стол, ел яблоко, вертел его, отхватывал то тут, то там хрустящий кусок и опять вертел, выбирая новое место для нападения. «А зачем вашему приятелю туда захаживать?» – осведомился он, бегло взглянув на Мартына. «Не знаю, он это скрывает. Кажется, хочет повидать родных в Острове или в Пскове». – «Какой паспорт?» – спросил Грузинов. «Иностранный, он иностранный подданный, – литовец, что ли». – «Так что же, – визы ему не дают?» – «Этого я не знаю, – он, кажется, не хочет визы, ему нравится сделать это по-своему. А может быть, действительно не дают…» Грузинов доел яблоко и сказал: «Я все ищу антоновского вкуса, – иногда кажется, как будто нашел, – а присмакуюсь, – нет, все-таки не то. А насчет виз вообще – сложно. Я вам никогда не рассказывал историю, как мой шурин перехитрил американскую квоту?» – «Я думал, вы что-нибудь посоветуете», – неловко проговорил Мартын. «Чудак-человек, – сказал Грузинов, – ведь ваш приятель, наверное, лучше знает». – «Но я беспокоюсь за него…» – тихо произнес Мартын и с грустью подумал, что разговор выходит отнюдь не таким, каким он его воображал, и что Юрий Тимофеевич никогда не расскажет, как он сам множество раз переходил границу. «И понятно, что беспокоитесь, – сказал Грузинов. – Особенно если он новичок. Впрочем, проводник там всегда найдется». – «Ах, нет, это опасно, – воскликнул Мартын, – нарвется на предателя». – «Ну конечно, следует быть осторожным», – согласился Грузинов и, потирая ладонью глаза, внимательно, сквозь толстые белые пальцы, посмотрел на Мартына. «И очень важно, конечно, знать местность», – добавил он вяло.

Тогда Мартын проворно вынул небольшую в трубку свернутую карту. Он знал ее наизусть, не раз забавлялся тем, что чертил ее не глядя, – но теперь следовало скрыть свое знание. «Я, видите ли, даже запасся картой, – сказал он непринужденно. – Мне, например, кажется, что Коля перейдет вот здесь, или здесь». – «Ах, его зовут Колей, – сказал Грузинов. – Запомним, запомним. А карта хорошая. Постойте… – (Появился футляр, чмокнув, открылся, блеснули очки…) – Значит, позвольте, – какой масштаб?.. о, прекрасно… – вот – Режица, вот Пыталово, на самой черте. У меня был приятель, тоже, по странному совпадению, Коля, который раз перешел речку бродом и пошел вот так, а в другой раз начал здесь, – и лесом, лесом, – очень густой лес, – Рогожинский, вот, а теперь, если взять на северо-восток…»

Грузинов теперь говорил живо и все ускорял речь, водя острием разогнутой английской булавки по карте, – и в одну минуту наметил полдюжины маршрутов, и все сыпал названиями деревень, призывал к жизни невидимые тропы, – и чем оживленнее он говорил, тем яснее становилось Мартыну, что Грузинов над ним издевается. Вдруг донеслись из сада два женских голоса, странно выкрикивающих фамилию Юрия Тимофеевича. Он высунулся. Барышни-англичанки (барышням вообще он нравился, – разыгрывал перед ними байбака, простака) звали его есть мороженое. «Вот пристаючие, – сказал Грузинов, – я все равно мороженое никогда не ем». Мартыну показалось, что уже где-то, когда-то были сказаны эти слова (как в «Незнакомке» Блока), и что тогда, как и теперь, он чем-то был озадачен, что-то пытался объяснить. «Вот мой совет, – сказал Грузинов, ловко свернув карту и протянув ее Мартыну. – Передайте Коле, чтобы он оставался дома и занимался чем-нибудь дельным. Хороший малый, должно быть, – и было бы жаль, если бы он заплутал». – «Он в этом лучше меня смыслит», – мстительно ответил Мартын.