Подвиг - [138]

— Нѣтъ, помилуйте … Отчего же, — какъ то смущенно заговорилъ Нордековъ. — Но, согласитесь, вашъ вопросъ … Здѣсь … Меня прямо огорошилъ …

— Ахъ да … Мильтонъ недалеко … И Гороховая, не за горами … А гдѣ же говорить то? … Возстанiе? … Вы хотите заставить потечь рѣку снова по тому же руслу. Студенты, массовки … Рабочiе, митинги! … Армiя, безпорядки … И надъ всѣмъ, какъ руководитель — интеллигенцiя! … Либералы, народовольцы, нигилисты, соцiалисты, большевики! … Н-да … Задача. Прежде всего интеллигенцiи — нѣтъ … Была, да вся вышла. Выведена въ расходъ … Съ «бѣлой» армiей ушла заграницу, убита, забита, загнана въ тартарары. А кто остался изъ этихъ «соцiалистовъ», пошелъ съ ними. И какъ было ему не пойдти? Онъ воспитывался въ ненависти и презрѣнiи къ религiи — большевики ему дали воинствующее безбожiе. Онъ ненавидѣлъ Императорскую власть — ему преподнесли такую ненависть, какая ему и не снилась въ самыя злыя минуты его жизни. Онъ презиралъ и не любилъ Россiю, ну такъ вотъ ея нѣтъ, вы понимаете, это выдумать надо: — нѣтъ Россiи! … Слышите, ни Россiи, ни Русскихъ нѣтъ, есть — Совѣты и есть совѣтскiе … Какъ же этимъ то такую власть не обожать? У насъ не только совѣтскiй патрiотизмъ, у насъ самый махровый совѣтскiй шовинизмъ …

— А кровь? … Какъ же они, въ большинствѣ Толстовцы и непротивленцы, переварили всю большевицкую кровь, — сказалъ съ убѣдительною силою Нордековъ.

— Ахъ, кровь?… Но ему давно вдолбили въ голову, что при Царскомъ правительствѣ въ сто разъ было больше крови, разстрѣловъ, пытокъ, казней и мученiй, въ сто разъ больше крови лилось. Открыли архивы и доказали, понимаете, доказали, что это такъ … He забудьте, что тутъ такая ложь, такая клевета, какой и самъ чортъ не придумаетъ. И голодъ и нищета при «Царизмѣ«были въ сто разъ хуже! … Попробуйте сказать, что это неправда. Кто скажетъ? … Все боится, все «безпредѣльно предано» … Въ прежнее время все начиналось со студента. Кажется это въ «Бѣсахъ» я читалъ, какъ «отъ Москвы и до Ташкента вся Россiя ждетъ студента». Вы были студентомъ?

— He имѣлъ такой чести.

— Значитъ изъ юнкеровъ, военщина … Ну, можетъ быть, слыхали и вы. Тогда … Землячества и сходки … Стаканы съ чаемъ и съ пивомъ. Стриженыя курсистки, теперь этимъ не удивишь никого, а тогда стриженая дѣвка была пугало … И пѣсни … Чего чего только не пѣли мы. И «Дубинушку», и «Солнце всходитъ и заходитъ», «Нагаечку», «Варшавянку» и про Байкалъ и этотъ самый «Интернацiоналъ», будь онъ трижды проклятъ, орали съ дикимъ восторгомъ. «Вставай проклятьемъ заклеймленный» … Въ облакахъ сквернаго табачнаго дыма, въ запахѣ пива и водки и это звучало прямо великолѣпно. И представьте ни мало не боялись дворниковъ, и «шпиковъ». Mope по колѣно … Устраивали сходки въ стѣнахъ самого университета. Университетъ автономенъ! Подъ прикрытiемъ ректоровъ, профессоровъ и декановъ разводили такую революцiю, что дальше идти некуда … И уже развѣ слишкомъ разоремся: — «долой самодержавiе», придетъ полицiя и мирно заберетъ всѣхъ въ манежъ для разборки … Ну вышлютъ кого въ мѣста не столь отдаленныя, такъ вѣдь за то — какiе герои! … Вотъ эти то студенты, наэлектризованные сходками, массовками, рѣчами и пѣснями шли на фабрики и вели рабочiя толпы на улицы … Такъ вотъ этого студента больше нѣтъ. Который былъ, того угробили. Вмѣсто него — Вуз'овецъ …

Нордековъ слушалъ и думалъ, что все это онъ зналъ и раньше изъ лекцiй Ястребова и Субботина, все это онъ читалъ и въ эмигрантскихъ газетахъ, но какъ то совсѣмъ это по иному звучало здѣсь, на набережной Невы, когда только что онъ своими глазами видалъ и говорилъ съ этимъ самымъ Вуз'овцемъ. Все было значительнѣе и грознѣе. Онъ волновался предстоящей ему задачей, онъ не зналъ, какъ ему къ ней приступить, онъ ожидалъ, что тотъ, кто долженъ посвятить его въ работу его ободритъ, а онъ, вонъ какiя рѣчи заговорилъ!

Незнакомецъ продолжалъ, понизивъ голосъ.

— Вотъ мы съ вами, по костюму и по всему, — ну пролетарiи, а, можетъ быть, просто лишенцы какiе нибудь, чтобы поговорить должны сидѣть на вольномъ воздухѣ, ибо въ домахъ стѣны слышатъ и стѣны доносятъ, а какъ же хотите, чтобы они то собрали такую массовку, такую сходку, какiя собирались при «проклятомъ Царизмѣ«подъ жесточайшимъ полицейскимъ гне-томъ? И мы говоримъ съ вами и боимся, боимся, боимся, а вдругъ какой нибудь проклятый ершъ въ Невѣ да слушаетъ наши заговорныя рѣчи и поплыветъ и донесетъ. Такъ какъ же вы хотите, чтобы совѣтскiй то Вуз'овецъ устроилъ собесѣдованiе, ну хоть съ вами? … Гдѣ? …

На совѣтской уплотненной квартирѣ, гдѣ сидятъ такiе «хамусъ вульгарисъ», при которыхъ ни о чемъ говорить кельзя? … Соберите теперешнихъ студентовъ, да никто и рта при нихъ не откроетъ, ибо никто не знаетъ, который изъ товарищей служитъ «сексотомъ» у Гепеу. Какъ бы настроите толпу пѣснями, когда мы и пѣсень то никакихъ не знаемъ? Не «Боже Царя храни» намъ пѣть? … Надо еще эти то свои героическiя, душу поднимающiя пѣсни создать.

— А частушки? — сказалъ Нордековъ, — въ нихъ такъ много иронiи и насмѣшки надъ большевиками.

— Да иронiи и насмѣшки, только больше надъ самими собою, чѣмъ надъ большевиками. И плаксивости русской въ нихъ тоже не мало. Самый задоръ то ихъ какой то жалующiйся … Нѣтъ, не это намъ надо. Нужна пѣсня героическая, чтобы сама на бой толкала, чтобы на улицу звала, чтобы въ ней и барабанный бой и звуки трубъ слышались, такой пѣсни нѣтъ у насъ … Не поютъ, да и не смѣютъ пѣть. Ну, скажемъ, и соберутся наши вузовцы, такъ они то несчастные никогда не знаютъ