Подвиг доктора Бушуева - [8]

«Разрешают открыть больницу для помощи страждущему населению, а сами расстреливают старух за то, что те помогли раненым», — с гневом думал Фёдор Иванович.

Но всё-таки слова Майи не давали ему покоя. Он отверг её предложение, а внутренний голос твердил ему совсем другое: «Если бы у тебя была больница, ты мог бы положить туда красноармейца, избавив от смертельной опасности Елену Степановну Соколову и её малыша, ты мог бы что-нибудь придумать, и никто из посторонних не догадался бы, что раненый парень — красноармеец, ты мог бы сделать значительно больше того, что делаешь сейчас. Ты сейчас — один, одиночка… а в больнице у тебя был бы, какой-то коллектив… Ты сейчас ходишь по городу и возмущаешься фашистским «новым порядком», но разве не знаешь, что сейчас одного возмущения мало, нужно что-то делать…»

Утром Фёдор Иванович сказал Майе:

— Согласен.

— Я так и знала, — обрадовалась она.

— Теперь нужно подыскать удобное помещение. Нашу больницу немцы, конечно, не вернут.

— Не беспокойтесь, что-нибудь найдём.

Дня через два Майя сообщила, что помещение нашла, и показала Фёдору Ивановичу свою находку — старый, давно оставленный жильцами барак с вышибленными окнами, с изъеденной временем толевой крышей. Барак стоял далеко на окраине города и по всему угадывалось, что готовился он к слому, и только война, видимо, продлила его жизнь.

Эта «находка» совсем не обрадовала доктора Бушуева, и он диву давался: да неужели Майя всерьёз предлагает разместить здесь больницу.

— Посмотрите, Фёдор Иванович, здесь можно…

— И смотреть не хочу, — хмуро прервал он сестру. — Нечего сказать, обрадовала…

— А вы что же — хотите получить особняк в центре города, может быть, рядом с комендатурой, — сдержанно проговорила она.

— Я хочу работать по-человечески и уж, по крайней мере, не в каком-то, извини за выражение, свинарнике, — строго отвечал он. — Я хочу, чтобы больница хоть чем-то была похожа на больницу.

— И будет похожа, — оживлённо подхватила Майя. — Разве у нас рук нет, чтобы отремонтировать, чтобы навести порядок? Поймите, Фёдор Иванович, никто вам другого помещения не даст, всё занято немцами, — убеждённо доказывала она. — А что касается ремонта, найдем знакомых, они нам помогут. Мир не без добрых людей. Вот увидите, здесь будет совсем неплохо!

В поведении Майи Фёдор Иванович узнавал прежнюю операционную сестру. В больнице когда-то она была, как говорится, застрельщицей всех начинаний. Устроить ли вечер художественной самодеятельности, обсудить ли интересную книгу, пойти ли коллективно в городской театр или выехать в лес на пикник — ничто не обходилось без Майи. И уж если она бралась за дело, все верили: получится хорошо.

Майя и теперь, в лихую годину оккупации, была всё той же деятельной, изобретательной. Вместо доктора она сама ходила в комендатуру и городскую управу, потом она отыскала некоторых бывших сотрудников больницы, оставшихся в городе, привела каких-то незнакомых Фёдору Ивановичу женщин, и ветхий барак стал преображаться.

Однажды к Фёдору Ивановичу подошёл старик Игнатов — бывший больничный истопник. Этот Игнатов когда-то доставлял доктору Бушуеву немало хлопот. Старик любил выпить, и, бывало, частенько по ночам на квартиру к Фёдору Ивановичу звонили сёстры — дескать, безобразие, Игнатов заморозил всех, в палатах страшный холод. И Фёдор Иванович, мрачный, как туча, шёл в больницу, спускался в подвал котельной и там находил Игнатова. Положив лохматую голову на полено, истопник обычно был объят безмятежным сном. На волосатом лице его блуждала блаженная улыбка, а мокрые губы шептали что-то. Доктор сердитым окриком будил Игнатова. Тот мгновенно просыпался, и в его серых затуманенных глазах можно было прочесть невинное недоумение.

— Как? Опять потухло? Ах ты, ядрёна корень… Сичас, сичас растоплю, сичас отогреются, — торопливо говорил старик и начинал самоотверженно орудовать шуровкой.

Фёдор Иванович не раз давал себе слово уволить истопника из больницы, но те же сестры, которые по ночам жаловались на Игнатова, днём сами же бежали к Фёдору Ивановичу и просили оставить старика, убеждая, что он больше не будет…

Старик Игнатов был мастером на все руки: и плотник, и столяр, и стекольщик, и печник, понимал он и в слесарном деле, мог полы покрасить и даже отремонтировать автоклав. Чуть только где что разладилось, задымило, сестры бежали не к главврачу, а звали Игнатова.

— Ишь, ядрёна корень, сичас мы его подладим, подправим, как новый будет, — говаривал старик, принимаясь за дело.

Особенно любил Игнатов откликаться на приглашение аптеки. Если там, например, выходил из строя куб для перегонки воды, Игнатов чувствовал себя именинником и долго копался в аптеке, зная, что добрая заведующая непременно угостит его спиртиком. Если же в аптеке долго не случалось поломок, Игнатов сам шёл туда без приглашения и, конечно, находил себе работу, надеясь на вознаграждение…

И вот теперь он стоял перед Фёдором Ивановичем.

— Примете? — тихо спросил Игнатов.

— Да, да приму, — так же тихо ответил доктор.

А вскоре с топором в руках Игнатов уже расхаживал по бараку. На следующий день он приволок ящик с осколками стекла и стал стеклить окна. В другой раз он появился со столярными инструментами, долго ходил вокруг барака, что-то шепча себе под нос, а потом без спроса разобрал ближний дощатый сарайчик и стал усердно строгать доски.