Подвиг «Алмаза» - [4]

От вестовых, прислуживавших в кают-компании, команда крейсера узнала, что Павел Саблин на стороне матросов и решительно отстаивает невиновность Хаймусова. После этого матросы с еще большим доверием стали относиться к лейтенанту. Его каюта была завалена книгами и журналами, и любители чтения запросто приходили к нему и уносили с собой интересные книги. Однажды побывали у Саблина два неразлучных приятеля — тучный фельдфебель Фефелов и тощий, как щепка, долговязый писарь Пастухов. Они пришли как раз в то время, когда Саблин беседовал с машинным кондуктором Дмитрием Горбенко о прочитанной им книге. Приятелям показалось, что беседа имеет политический характер, и они сообщили об этом старшему офицеру лейтенанту Дьячкову, не преминув добавить, что Горбенко взял у Саблина «подозрительную» книжечку. Третьего дня адмирал Энквист, читая нравоучения матросам, говорил, что на крейсере распространяются вредоносные слухи, давал совет, как должны вести себя моряки вдали от отечества. Фефелов и Пастухов, на которых слова адмирала произвели должное впечатление, и решили проявить свое рвение.

— Что это вы читаете? — обратился офицер Дьячков к машинным кондукторам Дмитрию Горбенко и Степану Бондаренко, пристроившимся с книгой на полубаке. [3] Оба они были родом из Одессы, ранее служили в Черноморском флоте и только в августе 1904 года стали членами экипажа «Алмаз».

— А вот, ваше благородие, интересно как получается: галушки Пацюку прямо в рот сами летят. Кабы нам так! — ответил Горбенко, показывая сочинения Н. В. Гоголя.

Старший офицер ничего «зловредного» не обнаружил. А вскоре надвинулись события, заставившие забыть о доносе на Саблина.

22 марта 1905 года «Алмаз» шел во главе эскадры. Вечером подошли к Малаккскому проливу. Огней не зажигали, за исключением бортовых — красного и зеленого. Даже адмиральский огонь был погашен: в проливе можно было ожидать минной атаки. Ночью с флагманского броненосца «Суворов» поступило приказание зажечь на «Алмазе» огни. Приказ выполнили, но никто не знал, с какой целью это было сделано. Ведь все остальные корабли шли без огней. «Очевидно, мы должны служить приманкой в случае нападения на эскадру»,— рассуждали на крейсере.

Командир «Алмаза» И. И. Чагин много плавал в водах Дальнего Востока, в течение трех лет состоял морским агентом в Японии и лучше других знал противника, с которым предстояло встретиться в морском бою. Поэтому с первых дней похода он стал знакомить офицеров крейсера с тактическими и боевыми особенностями японского флота и его командным составом. Когда эскадра входила в Малаккский пролив Чагин созвал на юте [4] свободных от вахты офицеров, кондукторов и матросов и напомнил им, что только при тщательной бдительности и решительных, слаженных действиях можно рассчитывать на успех при встрече с неприятелем. Он говорил:

— Прошу проникнуться важностью нашего дела и помышлять в свободное время о том, чтобы чего не упустить и не прозевать. Днем и ночью, кому следует, хорошенько смотреть за горизонтом, комендорам заботиться об исправности своих пушек, машинистам — о турбинах и динамо-машинах, кочегарам — о том, чтобы в возможно скором времени были бы подняты пары в котлах, когда понадобиться ускорить ход. Если все у нас будет исправно, а вы будете действовать сознательно и согласно приказаниям, то с божьей помощью мы свое дело сделаем и лицом в грязь не ударим. Так ли я говорю, ребята?

Экипаж «Алмаза» выразил свое согласие с командиром.

Дальше эскадра продвигалась с соблюдением предосторожностей. Комендоры спали не раздеваясь у орудий, по ночам корабли шли с притушенными огнями. 13 мая подошли к Корейскому проливу. Мгла заволакивала горизонт. В ночь на 14 мая взошла луна. Ее отблеск на горизонте многие приняли за луч прожектора. На «Алмазе» изготовились к бою, однако неприятельских кораблей не оказалось, хотя беспроволочный телеграф всю ночь передавал непонятные слоги. На крейсере имелся японский словарь, к тому же Чагин неплохо знал японский язык. Попытались разобраться в радиосигналах противника, но выяснилось, что японцы переговариваются между собой по шифру.

С подъемом флага по давнишней флотской традиции вся команда в ожидании боя переоделась в чистое белье, белые голландки и черные брюки. С орудий сняли чехлы.

Действительно, вскоре на горизонте показались корабли противника.

— Ваше благородие, почему мы не стреляем? Ведь японец совсем близко! — взволнованно обратился к лейтенанту Молчалину комендор Семен Шитин. По левому борту «Алмаза», сливаясь с колоритом воды, неба и мглистого горизонта, шел на сближение с русским разведывательным отрядом японский крейсер, окрашенный в защитный зеленовато-серый цвет.

Артиллерийский офицер и сам не знал, почему не стреляли по неприятельскому крейсеру.

— И почему, ваше благородие, наши корабли окрашены в черный цвет?—не унимался Шитин.— Али серой краски на Руси не нашлось?

Молчалин, как и многие офицеры русской эскадры, понимал, что окрашенные в черный цвет корабли были для неприятеля прекрасной мишенью, тогда как окраска японских судов хорошо маскировала их.