Подвиг, 2010 № 05 - [18]

Думая о ней, я смотрел на ярко подсвеченные искусственные дрова в камине и следил за тем, что рассказывает Левонидзе. Вначале он говорил о том, что вызывало лишь досаду и легкий смех у братьев Топорковых. Например, как маленький Володя, с детства похожий на кудрявого Ленина и столь же нетерпимый к политическим оппонентам, столкнул младшего брата Алешу с деревенского мостика, отчего тот едва не захлебнулся. А через год украл у старшего брата Коли часы и расколошматил их молотком.

— Зато я научился плавать, — со смехом возразил полковник. — А часы мы с ним вместе стибрили, чтобы посмотреть — почему стрелки бегают? И вообще, откуда вам все это известно?

— Земля слухами полнится, — уклончиво отозвался Левонидзе. — А свидетели порой живут долго. Однако идем дальше. Действительно, оставим всю эту чепуху. Это все так, прелюдия. Чтобы разогреться. А как вы объясните тот факт, что во время случайной драки с хулиганами весной 1968 года вы попали в милицию и едва избежали тюрьмы, а Владимир вышел сухим из воды? Хотя один из пострадавших очутился в больнице и стал позже инвалидом?

— Они ведь первыми начали, — ответил Алексей. — Приставали к нашим девушкам.

— Будущим женам, — буркнул подполковник. — Впрочем, вы, наверное, и это уже знаете. Следопыты! Чай, любимый писатель Фенимор Купер?

— Нет, у меня на полке другая книжка, «Камасутра», — усмехнулся Георгий. Он порой тоже любил пошутить. Особенно когда действительно шел по следу зверя. В такое время я замечал в его сужающихся зрачках два неумолимых ледяных огонька.

Алексей продолжил давать объяснение:

— Мы тогда как раз учились в военном училище. Николай-то уже в полку служил. А Володьке вот-вот погоны лейтенанта должны были нацепить. Ну и тут… такая неприятность. Могли и погнать. Словом, я всю вину на себя взял. Решил, если надо, то отсижу, а потом во флот подамся.

— Но ударил того парня по голове все-таки Владимир? — спросил Левонидзе.

— Да в драке не разберешь! — отозвался Владимир. — Может, и я. Но Алексея я об этой услуге не просил. Напротив, даже разозлился на него, когда узнал. Сам пошел в милицию, но было уже поздно. Дело завертелось.

— А потом развертелось в обратную сторону, благодаря вашему отцу-генералу, — сказал Левонидзе. — Но было тут еще одно любопытное обстоятельство. Даже целых два. Советская власть была хороша тем, что при ней по-плюшкински сохранялись всякие бумажки, документики, заявления, объяснения и прочая бухгалтерия. Вот одна из этих глупых бумаженций. Полюбопытствуйте.

Левонидзе лениво потянулся, взял со стола папку, вытащил лист бумаги и передал его Алексею.

— Это копия. Заявление в милицию вашего брата. В нем говорится, что во время драки он стоял в стороне, а того парня по голове ударили именно вы.

Полковник, нахмурившись, прочитал бумагу. Потом бросил ее на столик, но она не долетела, а плавно спланировала на ковер. Никто поднимать не стал.

— Но ударил-то, кажется, действительно я, — промолвил Алексей. — И потом, давайте сделаем скидку на молодость. На будущую карьеру, которая может в одночасье рухнуть.

— Но ваша карьера при этом никак не учитывалась, — холодно заметил Левонидзе и выудил из папки другую бумагу. — Хорошо. Вот еще один документ. О добровольном сотрудничестве Владимира Топоркова с органами внутренних дел. Собственноручно написано, число, подпись.

Бумага перелетела к Алексею, тот лишь пробежал ее взглядом и отправил на ковер к первой.

— На меня так давили, что я вынужден был это написать, — произнес Владимир. — Но какое это имеет значение? Через полгода я уже служил на Дальнем Востоке и об этой промокашке даже не вспоминал. Вы что же, решили меня в дерьмо окунуть, да еще в перьях вывалять? Какие у вас еще козырные тузы в рукаве?

— Есть немного, — отозвался Левонидзе. Новая бумажка была отдана Алексею. Георгий откомментировал: — Эта организация, с которой изъявил свое желание иметь контакты гражданин В.Топорков, куда серьезнее — Комитет государственной безопасности, датирована она 1976 годом, а псевдоним автором выбран сразу трехзвездный — «Полковник», хотя наш фигурант в то время был на три воинских ранга ниже званием. Очевидно, оч-чень, оч-чень хотелось видеть себя именно с такими погонами. Но настоящим полковником, как поется в песенке, стали все же вы, а не ваш брат.

Некоторое воцарившееся молчание прервал сам Владимир.

— Я объясню, — сказал он, обращаясь к Алексею. — Наша часть располагалась недалеко от границы, и это была необходимая мера. Кроме того, я ведь в политотделе работал.

— Да мне плевать! — отмахнулся тот. — Все равно я тебя люблю.

Очередная бумажка присоединилась к прежним. Они лежали на ковре, словно опавшие с Древа жизни листья. А может быть, это было Древо познания Добра и Зла, что, впрочем, одно и то же.

— Великодушный вы человек, Алексей Викторович, — усмехнулся Левонидзе. — Вам бы не по артиллерийской, а по церковной части служить. Вас не смущает даже то, что в архивах Конторы было обнаружено некое донесение, в котором вы характеризуетесь как крайне неблагонадежная, в политическом смысле, личность. Стоит ли говорить, каким псевдонимом оно подписано?