Подвалы кантовской метафизики: Дедукция категорий - [7]
Однако подобные соображения в лучшем случае могут рассматриваться только в качестве пояснения, но никак не доказательства. Почему бы не допустить, что эти понятия все же происходят из чувств и применимы только к феноменам? Если бы в пользу последнего предположения можно было привести какой-либо довод, Кант не смог бы опровергнуть его простой ссылкой на то, что это понятия о "вещах вообще", но должен был бы искать строгое доказательство нечувственного происхождения понятий онтологии, чтобы предотвратить возникшую угрозу смешения чувственности и рассудка. Как мы увидим, через несколько лет после диссертации 1770 года Кант действительно оказался в таком положении. Именно тогда Кант впервые ощутил необходимость дедукции категорий.
Но не будем далеко забегать вперед в нашем путешествии к дедукции. А чтобы все же приблизиться к ней, перейдем от общих проблем диссертации к рассмотрению тех ее вопросов, которые более всего соотнесены с тематикой будущей трансцендентальной дедукции категорий. Впрочем, нарушать последовательность изложения не придется - эти вопросы напрямую связаны с методологическим разделом диссертации, ибо речь идет прежде всего о проблеме установления точных границ чувственных и рассудочных познаний. По поводу чувственного познания больших затруднений не возникает. Все аксиомы чувственности, к примеру, положения геометрии, безусловно истинны в сфере феноменального и одновременно не могут быть применимы к миру ноуменов, или вещей, как они есть (2: 287, 297, 301-302). Сложнее выглядит ситуация с рассудочными понятиями.
Мы знаем, что Кант полагал, что через рассудочные понятия предмет мыслится независимо от субъективных условий чувственности, т.е. не так, как он может нам являться, а таким, каков он есть (2: 285). В связи с этим возникает два вопроса. Во-первых, не совсем ясно, только ли представляются предметы сами по себе посредством понятий рассудка, или они также могут познаваться через эти понятия? Во-вторых, можно ли применять рассудочные понятия к феноменам, познавать их рассудком? Рассмотрим эти вопросы по порядку.
Сначала оговорим различие между представлением и познанием. Для представления вещи необходимо только понятие о ней, тогда как познание предполагает удостоверенность в существовании вещи, соответствующей этому понятию - иначе понятие может остаться без предмета. Непосредственно Кант утверждает только то, что при помощи рассудочных понятий вещи представляются такими, какие они есть (там же). По поводу же возможности познания ноуменов Кант сообщает следующее. "Вторая цель рассудочных понятий; первая критическая - 2: 394 догматическая; благодаря ей общие принципы чистого рассудка, как их излагает онтология или рациональная психология, сводятся к некоторому образцу, доступному только чистому рассудку и составляющему общую меру всех остальных вещей, поскольку они реальности, - это понятие ноуменального совершенства. Это совершенство таково или в теоретическом или в практическом смысле. В первом смысле оно есть высшее существо, бог, а во втором - нравственное совершенство" (2: 289-290). Однако на основании этого фрагмента нельзя полностью исключить, что речь здесь идет только об идее бога, а не о познании его существования: в работе 1763 года "О единственно возможном основании для доказательства бытия бога" сходные рассуждения трактуются Кантом как доказательство существования бога (1: 404-415), в "Критике" же - только как иллюстрация формирования трансцендентального идеала как идеи высшего существа (А 571-583 / В 599-611). А как в диссертации, не ясно.
Другое доказательство бытия бога дано в разделе о форме интеллигибельного мира, но мы уже знаем, как осторожно надо относиться к выводам этой части диссертации. Тем более, что кантовская реплика из схолии к упомянутому разделу - "если было бы позволено выйти за пределы аподиктической достоверности, которая подобает метафизике, то стоило бы исследовать нечто, относящееся не только к законам чувственного созерцания, но также и к его причинам, познать которые может только рассудок" (2: 308) - показывает, что все или, по крайней мере, большинство изысканий с целью познания ноуменов лишено аподиктической достоверности, подобающей метафизике.
Можно, пожалуй, говорить лишь о самой общей уверенности Канта в том, что в некоторых вопросах рассудок все же может выйти к ноуменам. На роль ноуменальнх познаний в диссертации претендует не только заключение о бытии бога, но и положения, ставшие в "Критике чистого разума" тезисами двух первых противоречий трансцендентальных идей, или антиномий чистого разума, хотя и здесь не совсем ясно, являются ли они, по Канту, действительными познаниями или всего лишь с необходимостью диктуются природой рассудка или разума (2: 316; ср. XVII: 372), что совсем не одно и то же.
Сдержанный оптимизм Канта в вопросе о возможности ноуменальных познаний в 1770 году хорошо иллюстрируется одним из его автобиографических высказываний (R 5116), которое записано во второй половине семидесятых годов, но отсылает к периоду диссертации: "Я искал достоверного, если не относительно предмета, то относительно природы и границ этого вида познания метафизики. Постепенно я обнаружил, что многие из положений, принимаемых нами за объективные, в действительности субъективны, т.е. содержат условия, единственно при которых нами постигается или усматривается предмет. В результате, однако, я стал хотя и осторожным, но не наученным. Ведь поскольку все-таки существуют познания a priori, которые не исключительно аналитичны, но расширяют наше познание, то мне недоставало проведенной по правилам критики чистого разума, и прежде всего его канона, так как я все еще рассчитывал отыскать метод расширения догматического познания при помощи чистого разума. Для этого мне теперь требовалось понимание, как вообще было бы возможно познание a priori" (XVIII: 95 - 96). То, что Кант излагает здесь свои взгляды периода диссертации, достаточно подтверждается тем, что контекст всего рассуждения задается различением субъективных и объективных принципов познания, результаты которого как раз и закреплены в диссертации 1770 года (доказательством тому является не только содержание самой диссертации, но и свидетельства Канта из письма к М.Герцу от 7 июня 1771 года - 8: 484-485) . Упоминание же о "каноне чистого разума" (ср. обсуждение этого вопроса в "Критике чистого разума" - А 796 / В 824), позволяет утверждать, что речь идет именно об априорном синтетическом познании, выходящем за пределы возможного опыта к ноуменам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена обсуждению "трудной проблемы сознания" — вопроса о том, почему функционирование человеческого мозга сопровождается субъективным опытом. Рассматриваются истоки этой проблемы, впервые в четком виде сформулированной австралийским философом Д.Чалмерсом в начале 90-х гг. XX века. Анализируется ее отношение к проблеме сознание — тело и проблеме ментальной каузальности. На материале сочинений Дж. Серла, Д.Деннета, Д.Чалмерса и многих других аналитических философов критически оцениваются различные подходы к загадке сознания.
Мы предлагаем вашему вниманию цикл лекций "История новоевропейской философии", читавшегося Вадимом Валерьевичем Васильевым на спецотделении философского факультета МГУ в 1999 — 2000 годах. Все, что делает Вадим Валерьевич на наших глазах — предельно просто. Он, как Акопян, закатав рукава, дает нам пощупать каждый предмет. Наш Автор не допускает никакой двусмысленности, недоговоренности, неясности… Он охотно направляет наши руки, и уже и у нас что-то получается… Но как?! Этот вопрос, спустя несколько лет, заставил нас вернуться к распечаткам его лекций и снова окунуться в эпицентр европейского рационализма, ускользающая магия которого остается неодолимой и загадочной.
Сознание остается одной из главных загадок для философии и эксприментальной науки. Эта книга — попытка по-новому взглянуть па старый вопрос. Признавая успехи экспериментальных исследований сознания, автор тем не менее проводит свои изыскания и концептуальном ключе, пытаясь прояснить структуру и соотношение наших базовых убеждений о мире и о самих себе.Все мы верим в существование сознания у других людей, в то, что прошлый опыт можно использовать для прогнозов на будущее, в то, что в мире не бывает беспричинных событий и что физические объекты независимы от нашего сознания.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.