Торжественно я внес в квартиру Котолупова свою уютную подушку. Я положил ее на жесткий диван и почувствовал, что совершаю предательство. Но ничего поделать уже было нельзя. Неудобно же хватать одолженную вещь и тащить ее обратно. Хотя что такое - подушка? Вещь и ничего более. Но все равно я чувствовал себя предателем.
Котолупов с нежностью посмотрел на подушку и прямо при мне стал укладываться. Он ласково водил рукой по пуховому боку подушки и что-то совсем по-детски приговаривал про голубые облака.
Весь вечер я не мог найти себе места. Жена взбила мне перед сном другую подушку. Она была ничуть не жестче подушки моей бабушки, но мне казалось, я не смогу уснуть на ней никогда. Согревало одно - за стенкой сладко спит и видит во сне голубые облака измученный бессонницей Котолупов.
Вдруг раздался звонок в дверь.
- Это опять к тебе! - сказала жена и я покорно поплелся открывать.
На пороге стоял разъяренный Котолупов. Мою подушку он держал словно нашкодившего щенка.
- Заберите свою подушку! - невежливо крикнул он. - Заберите свою... он не нашел слов от ярости. - Я вам этого никогда не забуду, - крикнул он, отступая в глубь лестничной площадки. - Это вам так даром не пройдет!
Он ушел, а я остался стоять в прихожей с подушкой моей бабушки. Моей замечательной пуховой подушкой. И ничего не понимал.
Котолупов перестал со мной здороваться.
Мало того, теперь, когда я ложусь спать, мне никогда не снятся голубые облака. Но больше всего я боюсь, как бы мне не приснилось то, что приснилось Котолупову.
