Подумать только!.. - [9]

Информация первична – обработка вторична. Обладающий ею – приносит, обрабатывающий ее – подстегивается.

Встречал я много хороших журналистов, и классных тоже встречал. А что большинство в любой профессии – уроды, так это устройство жизни.

Хороших и надобно ценить и любить, а то ведь всегда по принципу: кто везет – того и погоняют.

Эхо ярмарки тщеславия

Отродясь я не собирался быть ни журналистом, ни публицистом, ни «медийной персоной». Пара эпизодов молодости не в счет – джентльмен в поисках десятки.

А потом случился Беслан. И пережить это спокойно не было сил. Беслан – это вечная трагедия, это переломная точка современной истории государства Российского на пути к бездушию и бесчеловечности. Люди отдавали жизни, закрывая детей собой. Но государство слало преступный приказ в оболочке лжи.

И не хотел я вовсе писать эту книгу, и написала она сама себя. Она называется «Великий последний шанс». И вышла в 2005 году. Было мне, однако, пятьдесят семь лет. Так публицистика и началась. Да никакая не публицистика – боль, крик, скорбь, размышление и несмирение.

Прочла ее и вся верхушка. Из Думы посылали помощников в магазин «Москва». За год допечатали тысяч двести.

Вот после выхода и позвонил мне Соловьев. Позвал впервые в свою «К барьеру!» По-королевски так: «Ты с кем хочешь встретиться?» Мы с ним до этого дружили года четыре, но дружба и служба там по-отдельности.

Это была безоговорочно лучшая программа на российском телевидении за последние пятнадцать лет. А в то время рейтинг ее был вообще заоблачный, прочие внизу.

Мы спорили с Валерией Новодворской (светлая память и вечное уважение). Я полагал проведенные реформы губительными и зверскими, и народ поддержал меня три-четыре к одному.

И вдруг после этого влетел в телеобойму, палец о палец не брякнув и даже не поняв, что произошло. Я говорил что думал – а это так или иначе не противоречило генеральной линии власти на тот момент. И даже критика официоза не противоречила. Там наверху неведомые мне кланы играли в незнакомые мне игры, и любая скинутая мной карта чему-то шла в масть. Это я стал понимать позднее. Далек я был от политики в 2005 году, как мышь от балета.

Появились статьи и комментарии типа «Чьим медиаресурсом является Веллер?»

Для несведущего большинства поясняю: ни за одну передачу на телевидении или радио, куда меня приглашали за все годы, я не получил ни одной копейки, и разговора об этом никогда не было. Да и у прочих гостей так же, насколько мне известно. Получал я скромную штатную зарплату ведущим радиопрограммы на «Радио России» и «Эхе Москвы» – все.

До этого личного бума меня приглашала лишь «Культурная революция», которая теперь стала звать куда чаще. А тут поехало – трудно вспомнить и перечислить; да и кому оно надо.

Из интереса: «НТВэшники», «Судите сами» с Шевченко, «Специальный корреспондент» с Мамонтовым, «Честный понедельник» с Минаевым, «Пусть говорят» с Малаховым, «Право голоса», «Право знать», «Большинство», «Политика», «Момент истины», «Место встречи», «Звезда на «Звезде»», дальше сейчас не помню, ну – все каналы: 1-й, Россия, НТВ, ТВЦ, РБК, РенТВ, МИР, ОТР, Ностальгия и точно еще что-то.

И только передачи на «Ностальгии» с Молчановым, дружбой с ним я горжусь давно, не имели отношения к потоку.

Я храню рабочие дневники-еженедельники за прошедшие годы. Три-четыре раза в неделю, редко два, я посещал ящик или какую-то радиостудию. С сентября по май – это раз 80–100 за год. Примерно тысячу раз за прошедшие годы.

До пятидесяти лет, ребята, я сидел тише травы ниже воды не в Ленинграде, так в Таллине, и никто меня не видел и не слышал.

При этом – в половине приглашений я отказывал. Не моя тема. Не могу сказать ничего нового. Некомпетентен. Но и остальных было до фига.

Эфир или запись на ТВ – это своего рода тусовка. В основном приезжают заранее, разговаривают, пьют чай-кофе. Престиж-клуб. Как бы ты ни выступил – а все равно посветился. А большинство тщеславны хоть на сколько, славы не добрали досыта.

Я уже давно работаю с раннего утра до полудня, так что передача день не ломает. В расписании это – общение и развлечение. Ты можешь писать книгу два года – тебя никто не видит. А пять минут на экране – и вопрос: «Когда вы все успеваете?» Да это же отдых. За исключением тех немногих минут, когда говоришь.

Но вот за эти минуты у меня вылетает масса нервной энергии. Ты слушаешь других, мысленно включаешься в разговор, не соглашаешься, поправляешь и дополняешь, просишь слова, дают позже, адреналин идет! А главное – надо в несколько предложений уложить всю мысль, пока не перебили и не закричали. Это отдельное умение.

И тут своя хитрость: построить речь из трех-четырех фраз так, чтоб никто не понял, к чему ведется и не заглушил – а ты во второй половине последнего предложения за полторы секунды выстреливаешь суть. И видишь по лицу ведущего, на секунду делающемуся неподвижным, что сейчас ему в «ухо» аппаратная орет, что он лопухнулся!

Да, иногда находишься среди продажных идиотов. Это условия игры. А ведущий ехидно сбивает. Это тоже условия игры. Но уж очень велик выигрыш: сказать на огромную аудиторию то, что считаешь очень важной правдой.