Подступы к «Неприступному» - [9]

Теперь вообще никто уже не сидит, все стоят, вытянув руки, по стойке «смирно». Смущенно переминаются с ноги на ногу и женщины, не зная, что им делать.

— А вот тот, — указывает бургомистр на рослого сутуловатого мужчину, — начальник местной полиции, господин Дыбин со своими помощниками.

— Зер гут, — удовлетворенно произносит Огинский. — Останетесь тут вы, господин бургомистр, и вы, господин начальник полиция. Остальные — шагом марш! Пусть они будут немножко погулять во дворе. Вы, господин Каблучков, тоже идите проветриваться. Мы будим как-нибудь разбираться тут сами, без ваша помощь.

Все, кроме Куличева и Дыбина, поворачиваются кругом и почти строевым шагом идут к двери.

— У меня их хабе кайне цайт… Как это? Ага! У меня нет времени ожидайт, когда кончится ваш именин…

— О, пожалуйста, господин штурмбанфюрер! — угодливо восклицает Куличев. — Именины от нас не уйдут.

— А теперь, как это у вас говорится? Ближе к делу, да? Надеюсь, вы знайт, кто есть такой господин гаулейтер Заукель?

— А как же, господин штурмбанфюрер! Кто же не знает генерального уполномоченного по использованию рабочей силы в оккупированных восточных областях? И мы с господином Дыбиным честно…

— Нет, не честно! — грозно прерывает бургомистра «штурмбанфюрер». — Разве вы не получайт через рейхскомиссар ваша область указание гаулейтер Заукель? Он приказал прекратить отправка в Германия в качество рабочей силы бывших советских железнодорожник?

— Так точно, получили, господин штурмбанфюрер, и в точности все выполнили…

— То есть наглый ложь, господин бургомистр! — снова повышает голос «штурмбанфюрер». — Вы отправил в Германия почти всех железнодорожник, проживающий в Овражков.

— Только путевых рабочих, господин штурмбанфюрер. Бог тому свидетель и вот еще господин начальник полиции. Мы это с ним вместе…

— Не совсем так, господин бургомистр, — оправдывается Дыбин. — Не совсем… Списки составляли вы лично, господин Куличев. А кого в них вписали, уж это на вашей совести. Вы всех их лично знали, потому как были при Советской власти дорожным мастером. А я только в эшелон их сажал…

— Да, правильно, списки составлял я. Но кто в них попал? Самые неквалифицированные дорожные рабочие. На их место я сразу же набрал…

— А кого? — перебивает его Огинский. — Партизан, которые сразу же начали устраивать диверсия.

— Какие же диверсии, господин штурмбанфюрер? Не помню что-то…

— А вот я буду вам сейчас припоминать. Кто поезд подорвал на перегон Горелое — Мохово?

— Партизаны, господин штурмбанфюрер…

— И я говорю то же самое. Партизаны, которых вы набрал в дорожный рабочий. Ну, а ваше какое есть мнение, господин начальник полиция?

— Это очень даже возможно, господин штурмбанфюрер, — угодливо кивает рыжей головой Дыбин. — Они могли специально завербоваться, чтобы потом нам напакостить…

— Да ей-же-богу, господин штурмбанфюрер, не дорожные рабочие это, а партизаны. Я ведь лично каждого подбирал из самых надежных, хорошо мне известных. Да ведь я… да ведь мне… –Тут Куличев бросает тревожный взгляд на Огинского и просит: — Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, господин штурмбанфюрер. Пусть господин начальник полиции меня извинит, но я не имею права рассказать всего при нем.

Дыбин порывисто встал и вопросительно посмотрел на «штурмбанфюрера».

— Идите тоже погуляйт, — говорит ему Огинский. — Вам полезно немножко проветриваться. Ну-с, — поворачивается он к Куличеву, — мы теперь есть одни. Я слушаю вас.

— Вы знаете господина майора Вейцзеккера? — почти шепотом спрашивает бургомистр. — Это доверенное лицо господина рейхскомиссара и начальника тылового района группы армий «Центр»…

— А какой это имейт значение, знаю я или не знаю Вейцзеккера? — резко прерывает Куличева Огинский. — Я есть личный представитель гаулейтер Заукель, назначенного на пост главного уполномоченного по использованию рабочая сила самим фюрером. И вы не задавайт мне больше никаких вопросов, а извольте отвечайт на мои.

— Умоляю вас, господин штурмбанфюрер, выслушать меня до конца. Я тут, в Овражкове, доверенное лицо господина майора Вейцзеккера… Я бы мог позвонить ему, и он подтвердил бы все это, но господин майор Вейцзеккер категорически запретил мне связываться с ним по телефону. Я езжу к нему с устными докладами тайно не только от моих коллег и начальника местной полиции, но и от немецкой гражданской администрации нашего областного комиссара.

— Ну и что же у вас за секрет с этот Вейцзеккер? — иронически усмехаясь, спрашивает Огинский.

Невольно осмотревшись по сторонам и понизив голос до шепота, Куличев сообщает:

— Господин майор Вейцзеккер поручил мне создать тут, в Овражкове, школу опытных железнодорожных диверсантов.

— Вам? — смеется Огинский. — Ну, знаете!…

— Да ей-же-богу, господин штурмбанфюрер! Везите меня в таком случае к господину Вейцзеккеру, он сам вам это подтвердит.

— Ну что ж, — после некоторого раздумья произносит Огинский, — это можно, пожалуй. Уж очень это есть неправдоподобство… Но если только…

— Нет, нет, господин штурмбанфюрер, все точно, как я говорю! Бог свидетель!

— А еще лучше, если вместо бог сам майор Вейцзеккер, — усмехается Огинский.